В это утро Регги спал долго, как никогда. И не потому, что не выспался накануне, а из-за того, что у него просто не было причин вставать с кровати. Обычно он просыпался в восемь утра, а к девяти уже был полон кипучей энергии, пытаясь что-то организовать, выяснить, продать, о чем-то договориться и поспорить. Но сегодня — возможно, из-за того, что у него на повестке не было ни одного нового проекта, — Регги перевернулся на другой бок и продолжал спать.
Проснулся он без десяти двенадцать и, увидев, который час, не на шутку встревожился и насильно заставил себя вылезти из постели. Сидя на кровати, он сделал несколько упражнений (если они и дали какой-то эффект, то ему суждено было сойти на нет после посещения нескольких пивных баров на протяжении дня). Затем Регги побрился, принял душ, оделся и поплелся завтракать. Для этих целей в их квартире на первом этаже расположенного в Челси дома существовала специальная комната, совмещавшая функции кухни и столовой.
Поглощая незатейливый завтрак из двух яиц, ячменной лепешки и чашки черного кофе, он открыл книгу, которую обнаружил недавно на лотке букинистического магазина. Это было толстое репринтное издание автобиографии знаменитого некогда американца, который пытался достичь вершин успеха и в Великобритании. Книга называлась «Борьба и триумф, или Мемуары сорока лет» и принадлежала перу Ф.Т. Барнума[15].
Регги редко читал книги, а если говорить по-честному, не открывал их вообще никогда, но тем не менее считал себя весьма начитанным и осведомленным человеком, потому что ежедневно от корки до корки прочитывал «Миррор» и «Мировые новости»[16]. Покупка книги Барнума объяснялась вовсе не тягой к знаниям. Просто Регги, увидев толстый фолиант, подумал, что, возможно, ему удастся почерпнуть здесь какие-нибудь идеи для своих новых проектов.
Читать Барнума он начал с середины, рассудив, что юность и молодость автора вряд ли были богаты на идеи и откровения. Старый хвастун как раз описывал пик своей карьеры, пришедшийся на тот период, когда он объехал Европу с «русалкой с островов Фиджи» и Генералом Мальчиком с пальчик. И тут раздался телефонный звонок.
Поначалу Регги показалось, что его старушка окончательно спятила: она тараторила так быстро и возбужденно, что разобрать слова не было никакой возможности. С большим трудом Регги понял, что она только что вышла от архиепископа Хеннинга, и лишь после этого вспомнил: а ведь накануне вечером Эдит действительно говорила ему, что этот высокопоставленный поп зачем-то назначил ей встречу на сегодня.
Она пыталась объяснить, что произошло во время встречи с архиепископом, но Регги был вынужден прервать ее словесный поток.
— Тихо, Эдит! — рявкнул он. — Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь! С чего ты так завелась?
Немного остыв, Эдит заговорила медленнее и спокойнее, но все так же взволнованно. Выслушав ее, Регги понял: это может иметь огромное значение не только для нее, но и для них обоих!
— Эдит, — промурлыкал он, — не затрудняй себя покупками для ужина. Такое событие заслуживает того, чтобы мы отпраздновали его в ресторане. Скажем, в «Ле Каприс».
— О, Регги, но это же так дорого! — выдохнула Эдит.
— Дороже всего ты, родная! — фонтанировал Регги. — Разве можно говорить о деньгах, когда речь идет о чудо-женщине?
Закончить завтрак у него не получилось. Его мысли метались подобно курам при виде забравшейся в курятник лисицы. Он захлопнул томик занудного Барнума и отбросил его в сторону, а затем допил кофе и выпустил свое воображение на обильные поля безграничных фантазий.
Женщина-чудо! Чудесная женщина!
Черт побери, наверняка существует сотня способов конвертировать все это в звонкую монету! И вдруг его осенило. Подобные прозрения часто посещали его, когда он находился в хорошей форме. Регги понял, что нужно делать.
Впервые похожее озарение посетило его три года назад, когда он сопровождал Эдит в поездке в Лурд. Их привели на обед в маленький ресторанчик «Кафе Массабьель», расположенный на улице Бернадетты Субиру. Если не считать выцветшей репродукции с изображением Девы Марии, висевшей в нише, все здесь выглядело милым и по-домашнему уютным. Кухня тоже была прекрасной. Но на Регги наибольшее впечатление произвела не еда и не обстановка, а владелец заведения, Жан Клод Жаме.
Его отец был французом, мать — англичанкой. И хотя этот мужчина с рыбьим лицом и тонкими, словно нарисованными карандашом усиками выглядел немного надменным и замкнутым, что-то в нем притягивало к себе Регги, которому показалось, что в глубине души этот человек такой же генератор идей, каким Регги считал себя. К сожалению, Жаме не использовал этот свой талант применительно к ресторану в Лурде. Это заведение служило ему лишь в качестве источника пусть небольшого, но стабильного дохода. А главным детищем Жаме было расположенное в Лондоне бюро путешествий под названием «Полный цикл», которое каждое лето организовывало поездки паломников в Лурд и зарабатывало на этом приличные деньги.
И Регги чувствовал, что ресторан мог бы быть чем-то большим, нежели придатком к основному бизнесу Жана Клода. Безусловно, он нуждался в расширении и модернизации, но еще больше заведению требовался партнер, который верил бы в него. Поэтому без малейших колебаний Регги отправился к Жану Клоду и предложил себя в качестве такого партнера. Он сказал, что готов вложить в проект скромную сумму денег и, главное, свой талант и огромный творческий потенциал. Жаме равнодушно послал его подальше. Предложенных Регги денег не хватило бы ни на что, а «творческий потенциал» — вещь нематериальная, из него шубу не сошьешь. Регги не стал сокрушаться из-за неудачи — он привык получать отказы — и с присущим ему энтузиазмом переключился на другое.
Но сегодня он снова вспомнил о Жаме и его ресторане. Потому что сегодня у Регги были деньги и гениальная творческая идея. Он быстро подошел к телефону, чтобы выяснить, находится ли Жаме еще в Лондоне и где его можно найти.
Да, Жаме находился в Лондоне, но был страшно занят. Он жевал бутерброд и пытался организовать дополнительные туры паломников в Лурд. После сообщения о том, что через три недели в Чудесном гроте состоится явление Девы Марии, количество желающих посетить святые места увеличилось на порядок.
— Хороший рекламный ход с Богородицей, а? — сказал Регги. — И у меня в связи с этим есть кое-что потрясающее.
— Как в Прошлый раз? — сухо поинтересовался Жаме.
— Жан Клод, это нечто совершенно особое! — затараторил Регги. — Такое случается лишь раз в жизни! Это просто манна небесная! Я сразу же вспомнил о тебе. Ты обязан уделить мне хотя бы несколько минут.
— Ну ладно, я пока ем, так что, если тебе очень нужно увидеться со мной, приезжай прямо сейчас, пока я не вернулся к работе.
— Я мигом! — радостно откликнулся Регги, повесил трубку и схватил свою спортивную куртку.
Дождь уже закончился, и солнце запоздало выползло из-за облаков. Регги, жизнерадостно насвистывая, пошел к гаражу. Его старенький «ровер» поначалу никак не хотел заводиться, но после пятой попытки мотор все-таки заработал. Выехав задом из гаража, Регги развернулся, включил первую передачу и погнал машину по направлению к площади Пиккадилли, в трех кварталах от которой располагалось туристическое бюро Жаме «Полный цикл».
Добравшись до места назначения, Регги кое-как припарковал машину, поправил галстук, одернул куртку и, пригладив непокорную прядь волос, уверенным шагом вошел в подъезд. В агентстве царило оживление. Около десятка потенциальных паломников сгрудились возле длинной стойки, и каждый пытался обратить на себя внимание трех стоявших за ней сотрудников.
Регги с хозяйским видом зашел за стойку, а когда один из клерков сделал попытку остановить его, он величественным жестом отмахнулся, заявив:
— Жаме ждет меня. У нас с ним назначена встреча.
С этими словами он направился прямиком к личному кабинету Жаме, находившемуся в глубине помещения. Стены маленькой комнатки были обклеены цветными фотографиями домов и улиц Лурда, на одной из них Регги узнал «Кафе Массабьель».
15
Барнум Финеас Тейлор (1810–1891) — организатор американского цирка, который он скромно именовал «Величайшим шоу на Земле». Стремясь поразить зрителя, Барнум привлекал для участия в своих показах людей с аномальным развитием: сиамских близнецов Чанга и Энга, карлика Чарлза Стрэттона (в пятилетнем возрасте рост менее 70 сантиметров). Одним из экспонатов его необычных коллекций была даже «русалка с островов Фиджи» с человеческой головой и телом рыбы, позже оказавшаяся искусной подделкой.