Он снова осушил стакан, со звоном поставил его на столик и повернулся к Хулии.
— Теперь я говорю «нет». Нет, я не позволю этому случиться. Я положу конец этому сумасшествию.
Он направился к двери в спальню.
— Микель, — окликнула его Хулия, — куда ты идешь?
Уртадо остановился в дверном проеме, обернулся и ответил:
— К телефону. Я собираюсь позвонить матери в Сан-Себастьян и попросить ее, чтобы она встретилась со своим приходским священником и записала меня в список испанских паломников, отправляющихся в Лурд.
Хулию затошнило от предчувствия чего-то очень и очень нехорошего.
— Ты… ты едешь в Лурд?
— Совершенно верно, я еду в Лурд, — мрачно ответил Уртадо. — И знаешь для чего? Я взорву этот чертов грот, разнесу все их святыни вдребезги, так что Деве Марии негде будет появиться, а Буэно нечего будет дожидаться. И тогда ничто не сможет помешать нам осуществить наш план.
Хулия вскочила на ноги.
— Микель, ты, должно быть, шутишь!
— Посмотри на меня. Похож я на человека, который шутит? Я подниму на воздух эту чертову пещеру!
— Микель, ты не можешь так поступить! Это же чудовищное кощунство!
— Знаешь что, сестричка, есть только одно чудовищное кощунство — позволить этому гребаному Буэно остановить нас, связать нас по рукам и ногам. Когда я закончу со всем этим, не будет больше никакой пещеры, никаких чудес и рабства, в котором нас держит Буэно. Не будет никогда!
4. Лурд
Лиз Финч медленно поднималась по извилистой улице Бернадетты Субиру, судя по всему, главной в городе. Все здесь резало глаз, и Лиз попыталась вспомнить самые отвратительные улицы, на которых ей приходилось бывать. Несколько всплыли в памяти сразу: Сорок вторая улица в Нью-Йорке, Голливудский бульвар в Лос-Анджелесе, улицы, ведущие к тому месту, где родился Иисус в Вифлееме. Они были кричаще безвкусными, но по вульгарности и торгашескому духу, пропитавшему все и вся, эта улица Лурда превзошла всех своих собратьев.
Еще в Париже Лиз усердно готовилась к командировке, и теперь ей вспомнились строки, написанные французским писателем Жоресом Карлом Гюисмансом[17]. Порывшись в сумочке, она достала свои записи и нашла цитату из его эссе «Лурдские толпы»: «Безобразие всего, на чем останавливается глаз, настолько впечатляюще, что кажется противоестественным. В Лурде этого безобразия — избыток: хоть пруд пруди, хоть улицы мости. Дурновкусие здесь приняло столь грандиозные масштабы, что кажется, будто этим городом правят их величества Низменность и Подлость».
«Аминь, брат мой!»— подумала Лиз и пошла дальше.
Она намеренно приехала в Лурд на день раньше, оказавшись в городе в эту жаркую субботу, 13 августа, и опередив толпы паломников, которые выплеснутся на городские улицы завтра, в канун Недели Новоявления. Обычно, когда ее отправляли в командировку в незнакомый город, она всегда приезжала туда за сутки до намеченного события, чтобы ощутить атмосферу нового места, познакомиться с ним и наметить план действий.
Дорогу от аэропорта до города — каких-то одиннадцать километров — никак нельзя было назвать живописной. Глаз радовали разве что редкие виноградники и кукурузные поля, а помимо них дорогу «украшали» лишь цветистые рекламные щиты да придорожные кафе с дико звучащими с непривычки религиозными названиями.
Первое, на что обратила внимание Лиз, приехав в Лурд, было убожество, царившее здесь повсеместно, а также неимоверное количество магазинов, кафе и гостиниц, сосредоточившихся на кривых улицах, спускающихся к реке. Этот маленький городок с населением всего в двадцать тысяч человек ежегодно принимал до пяти миллионов паломников и размещал их в своих четырехстах гостиницах и пригородных кемпингах.
Таксист высадил Лиз перед центральным входом гостиницы с дурацким названием «Галлия и Лондон», вытащил из багажника два ее чемодана и втащил их в темный дверной проем, по обеим сторонам которого возвышались мраморные колонны. Влево и вправо от входа в гостиницу разбегались сувенирные лавки.
Лиз пошла следом за таксистом и оказалась в просторном, залитом светом вестибюле. Расплатившись с водителем, она подошла к розовощекой женщине с выкрашенными в светлый цвет волосами, которая откровенно скучала за деревянной стойкой, выложенной поверху мраморной плиткой. Лиз зарегистрировалась, но не пожелала пойти вместе с портье, который потащил чемоданы в отведенную ей комнату. Она не видела в этом смысла, как и в том, чтобы осмотреть номер. Какой бы он ни был, все сойдет, поскольку в ближайшие восемь дней в Лурд нахлынет такой поток паломников, какой городу еще никогда не доводилось видеть.
Ей хотелось как можно скорее пройтись по столь же яркой, сколь и безвкусной улице, которую она видела из окна такси. Знающие люди говорили Лиз, что если она хочет получить представление о городе, то, выйдя из гостиницы, следует повернуть налево, пройти по улице Бернадетты Субиру и выйти на улицу Грота.
И вот уже в течение десяти минут Лиз упрямо карабкалась вверх по крутой улице, и это было подлинным кошмаром. Возможно, для набожных людей, желавших навсегда сохранить память о Лурде, такое путешествие казалось интересным и привлекательным приключением, но для Лиз с ее холодным разумом и наблюдательным взглядом оно обернулось настоящей жутью.
По обе стороны узкой извилистой улочки друг за другом, подряд, без перерыва располагались двери гостиниц, кафе, маленьких ресторанчиков и сувенирных лавок. Гостиницы, иные из которых даже предлагали гаражи постояльцам, приехавшим на машинах, носили гордые и даже величественные названия: гранд-отель «Грот», отель «Лувр». В каждом из открытых кафе в нише у входа неизменно красовалась побеленная известкой фигура Девы Марии, прямо на тротуаре были расставлены плетеные стулья, а названия поражали воображение не меньше, чем названия гостиниц: кафе «Жанна д'Арк», кафе «Король Альбер», кафе «Перекресток веков». Меню каждого из них было составлено на четырех или пяти языках, причем набор блюд везде был одинаков: сосиски, пицца, бифштекс, жареная картошка, горячие бутерброды с сыром и ветчиной, сладкие пироги, прохладительные напитки, пиво. Рестораны располагались преимущественно на первых этажах гостиниц, а меню было вывешено на входной двери.
Но вот от чего у Лиз действительно закружилась голова, так это от безумного количества сувенирных магазинчиков. У входа в некоторые из них были выставлены передвижные стеклянные витрины с образцами товаров, а в темных недрах громоздились стационарные витрины, забитые всяким цветистым барахлом. Возле нескольких магазинчиков Лиз задержалась, чтобы внимательнее рассмотреть предлагаемый товар. Они назывались «Братство грота», «У Креста Милосердного», «Святой Франциск» и «Церковная лавка». Магазинчики торговали преимущественно церковной утварью и предметами, так или иначе связанными с историей Лурда. В витринах находились разных размеров пластиковые бутылочки с целебной водой, по большей части выполненные в виде фигурки Девы Марии; картонные квадратики с прорезью посередине, чтобы защищать руки от горячего воска, капающего со свечи; медные формы для выпечки с выдавленным рельефным изображением святой Бернадетты; миниатюрные гроты с подсветкой от батареек, бесчисленные четки и распятия, керамические блюда с надписью «Лурд», таблички с библейскими высказываниями, плакаты, кожаные сумки и портмоне с изображениями святой Бернадетты или Девы Марии и, самое ужасное, печенье «Пастилки Богородичные» с профилем Богоматери на каждой пастилке (надпись рядом гласила, что печенье приготовлено на целебной воде из грота).
Лиз Финч была потрясена вульгарностью всего увиденного, и у нее мелькнула мысль, что даже священная аура, витающая над городом, не может сгладить отвратительное чувство, возникающее при одном только взгляде на всю эту дешевку.
Со злостью отвернувшись от очередной витрины, Лиз решительно зашагала дальше. Единственным, что не вызвало у нее раздражения, стали парфюмерный магазин, католическая книжная лавка и музей восковых фигур, вывеска на котором сообщала, что, зайдя внутрь, посетители смогут лицезреть различные библейские сцены, воплощенные в воске.
17
Гюисманс Жорес Карл (1848–1907) — французский католический писатель. Прослужив более 30 лет чиновником Министерства внутренних дел, уволился с государственной службы и был послушником в бенедиктинском монастыре. В книге «Лурдские толпы» («Les Foules de Lourdes», 1906) восхваляется набожность и бичуется завладевшая городом страсть к наживе.