– Нет.
Опять желудок скрутило, и в ушах загудело.
– …аю, здесь самое то местечко, – раздался приглушенный голос Чонёля. – Да и любят меня здесь…
Мы стояли позади пиццерии и невероятно близко к помойке. Вернее, стоял Чонёль, а я цеплялся за него, чтобы не рухнуть в грязь. Всё равно хорошо было видно, как огромная круглая табличка гласила «Пицциано» и подмигивала прохожим.
По вонючему дворику разлетелся скрежет открывающейся двери.
– Ты опять здесь? – прошёл мимо нас темнокожий парень в перепачканном фартуке. Он покосился на мои босые ноги и издал раздражённый вздох. – И дружка с собой приволок? Снова среди бомжей обитался?
Он выбросил пакеты с мусором, которые лениво тащил по земле, потёр руки и уставился на нас с ожиданием.
– Нам бы поесть, – не стушевался Чонёль.
– Разве что остатки, – пожал плечами парень. – И побыстрее! Твоя семья вроде одна из самых богатых в мире, что же ты вечно грязный и голодный?
Нам накрыли на небольшом столике в кухне. Заприметив еду, я понял, как проголодался. Набросился на картошку с холодной сосиской, словно меня неделю не кормили.
– Так-то, – заговорил Чонёль с полным ртом. Маску он не снял, а слегка приподнял. – Путешествия много энергии забирают. Нужно хорошенько подкрепиться. Мне так за двоих вообще! Ирв, послушай!
Парень, который провёл нас на кухню, перестал мыть посуду и повернулся. Всем своим видом он выражал недовольство.
– Темынь теперь и к Звоноуху прилип, – указал на меня Чонёль.
Звоноуху. Почему этого парня он по имени зовёт? Зачем вообще нужны эти кодовые имена? Ими кто-нибудь, кроме этого самого «Крутяшки», пользуется?
Ирв, не скрывая издевательской ухмылки, опёрся на раковину.
– Он пытался обращаться ко мне, как к некому Похитителю Слов, но мой кулак под его носом всё разъяснил. Что ты от меня хочешь, Чонёль? Нет, я никуда не собираюсь уходить! На мне мама больная, чувак! Я её бросить не могу. В любой момент, понимаешь? Я могу понадобиться ей в любой момент! Потому и работаю здесь, всего в двух шагах от дома. Потому и отказываюсь от всех предложений, которые на меня сыплются. Мы с ней отказались даже от госопеки, зачем нам ты? Да, если что-то странное случится, я тебе сообщу!
Почему отказались? Этот вопрос не успел толком появиться у меня в голове, как Ирв продолжил:
– Мама сказала, что рожала меня не для того, чтобы я становился зверьком в клетке, а без особых условий они помочь не смогли.
– Не понимаю, – сказал я. – Нам тоже предлагали помощь. Мама согласилась, и сейчас у меня со слухом более-менее порядок. Никакой клетки. Что это вообще? – Ирв приподнял брови, а из-за спины послышался шепоток Чонёля: «Бесполезный дар…» – Если вам кажется, что вас на опыты растащить хотят, так ведь давно бы уже по-тихому где-нибудь закрыли.
– Скажи спасибо, что сейчас о малейшей проблеме можно сообщить по тому же интернету. История о том, что тебя, чудесного, о котором весь белый свет знает, на опыты сдали, разлетится в долю секунды. Представляешь, как будут рвать и метать люди, для которых ты – символ надежды или ещё чего? Из-за смерти Малиши президента смещать хотят. Не сберёг национальное чудо, да и общечеловеческое, – хмыкнул он. – А ты напридумывал «закрыть против воли»…
– Вот и расскажи о своей маме через соцсети, – предложил я. – Мимо просьбы чудесного ребёнка мало кто пройдёт.
– Мы неплохо справляемся и сами. Лучше оставить этот вариант для тех, кому помощь нужна больше. Нет, Чонёль! Я не строю из себя мученика. Вот если однажды случится ещё одно чудо и ты думать научишься, тогда поймёшь. А сейчас… – Он говорил быстро, с каждым словом громче. Ещё немного и раздражение возьмёт над ним верх. Чонёль никаких вопросов не задавал и ни на чём не настаивал. Возможно, этот разговор между ними затевался не в первый раз, и они знали свои реплики наизусть. – Доедайте и валите уже! – он вернулся к мытью посуды, правда, не прошло и десяти секунд, швырнул тарелку в мыльную воду. – Я сказал, нет! Как ты не понимаешь? Да, может, я и чудесный, но не в вашей команде. Прости уж! Я приключений не ищу.
Я быстро разделался со своей порцией, боясь, что Ирв нас выгонит. Он же продолжал говорить сам с собой. В тот момент мне подумалось, что этот парень совсем плох. Чонёль очень худой. Кости так и выпирают. Уже по рукам видно. У меня начинается нервозность, когда прибор перестаёт работать. У Ирва похоже вошло в привычку болтать с собой, и выглядело это куда более жутко, чем мы с Чонёлем вместе взятые.