В замочной скважине повернулся ключ. Я не успел бы добежать до комнаты, потому шмыгнул под стол.
Женщина прошла до холодильника и бросила сумку с продуктами на кухонную тумбу.
– Я не согласна! – развернулась она. – Не смей больше предлагать ничего подобного! Как у тебя язык повернулся? – Я преодолел полпути, продвигаясь гуськом к коридору, но в дверях появился мужчина. – Никаких интернатов, – женщина начала разбирать продукты, пока он клал ключи в ящик комода. – …лечебниц… И чего бы там ни было! Ни государственных, ни частных! Сколько можно? Хватит меня доводить! В миллион первый раз говорю: Не позволю чужим людям заботиться о моём сыне!
Я прижался к ножке стола.
– Ему отведут целое крыло. За ним будет следить специальный персонал. Что не так! Так он чему-то научится. Хоть какой-то самостоятельности. Лейн сейчас шнурки нормально завязать не может. Ты думала о том, что будет, если с нами что-то случится? Да и мы… неужели не хочешь хотя бы немного времени посвятить не ему, а себе?
– Так вот она – истинная причина? – шуршания пакетов на миг затихли. – Тебе себя жаль?
– Не передёргивай! В первую очередь я хочу быть уверен, что Лейн и без нас справится…
– Посмотри! – открыла она холодильник. – Ты не забываешь подсовывать мне брошюрки о всяких там лечебных центрах? О том, что нужно молоко, ты не вспомнил!
Я покрепче сжал потеплевшую бутылку в руках.
– Разве я один? – повысил голос мужчина. – Сама-то почему об этом не подумала?
Я пересёк порог и прислонился спиной к стене. Теперь потихоньку, без суеты… Я шагнул к комнате Лейна и обомлел, столкнувшись с мальчиком. Ссутуленный, с огромными болотистыми глазами. Черты бледного лица, даже острый нос с горбинкой, выглядели настолько мягкими, что казалось, передо мной стоял ребёнок лет одиннадцати от силы.
Он смотрел в никуда и мял пальцы – хотел что-то сделать, но у него не получалось.
– Лейн? – шепнул я. Дышать стало страшно. – Давай вернёмся в комнату. – Он нахмурился. Как бы не замычал и не сдал меня с потрохами. – Лейн, пожалуйста…
Он неуклюже развернулся и побрёл в спальню. Я – за ним. Поставил тарелку с закусками и молоко на стол, проверил, плотно ли закрыта дверь и только затем осмелел настолько, что смог отдышался.
– Долго же ты возился! – пожаловался Чонёль. Он сидел на полу, укрывшись покрывалом, и с помощью карандаша переворачивал страницы похищенной книги. – Подай-ка мне один.
Я мотнул головой, устроился на стуле и откусил от бутерброда.
– Что-нибудь полезное нашёл?
– Бред какой-то, – не изменил он мнения. – Назову-ка я её Кошмарницей. Кошмарна не только внешне, но и по содержанию. Здесь разрисованы дикие способы распознания нечисти. Кто такая та рехнутая бабка? Эта обложка случаем не из кожи каких-нибудь сверхъестественных существ? О боже! А что если да?
Лейн коснулся молока и отдёрнул руку от бутылки, состроив капризную гримасу. От приготовленных мной бутербродов он тоже отказался, потоптался немного сам себе на уме и вышел в коридор.
– Будешь молоко? Нет? Дай мне! – тенеходец слегка сдвинул маску.
Я перенёс еду со стола на пол и сел рядом. Пора прекращать любоваться на картинки и приняться за дело.
Мы разбирались в Кошмарнице до ночи. Потом спрятались и пытались делать вид, что вовсе не подглядываем за тем, как родители укладывали Лейна спать. Затем снова изучали книгу под светом фонарика, который Чонёль предусмотрительно запихал в один из карманов своего походного рюкзака.
– Получается, мы демоны? – прошептал я.
Лейн мирно посапывал, и будить его не хотелось.
– Демоны злые, – со знанием дела заявил Чонёль. – Мы же хорошие.
– Тогда почему на нас эти заговоры действуют?
– Травища не действует на простых, обычных людей. А мы сложные. Не злые, а сложные. Так-то. Ты чего из стороны в сторону шатаешься? Спишь? Ну, да ладно! Я всё равно долго сидеть буду. Подозорю…
Проснулся я, услышав шаги и грохот на кухне.
Чонёль беззаботно похрапывал рядом.
– Ты чего? – растормошил я его. – Вроде божился, что на стрёме будешь.