Мы домчали до «Одинокой ноги» вприпрыжку, лишь бы нас ещё где не задержали. Вещи стояли там, в маленьком грязном холле.
Смотритель гостиницы топтался за стойкой и тыкал в кнопки пульта, пытаясь найти канал, который хоть что-то показывал. Старый громоздкий телевизор чудом втиснулся на приколоченную к самому потолку полку.
– Здравствуйте, – облокотился я на стойку. – Комнату.
Лейн несколько раз стукнул по звонку.
Смотритель перебросил языком спичку от одного уголка рта к другому, но на нас не глянул.
– И побыстрее, пожалуйста! – Чонёль самозабвенно бросился к чемодану – проверять, на месте ли его драгоценные вещи.
Смотритель, наконец, попал на новости, положил пульт перед собой и уставился на нас.
– Один?
– Ч-что? – растерялся я.
– Номер один? Или для каждого свой?
– Один. Подешевле.
– На какой срок?
– Не знаю.
– Тогда по нашему стандарту на три дня. Продлите, если надо будет. Плата вперёд. Если раньше надумаете съехать, не возвращается. Уборка после выезда, в остальное время… – он посмотрел за мою спину, и я повернулся. На табличке огромными буквами было напечатано «Уборка проводится самими жильцами согласно велению их сердец и воспитанию». – Прошу, – он протянул мне перьевую ручку. Я понятия не имел, что писать, и он тоскливо вздохнул, не скрывая, насколько мы ему в тягость.
Пока мужчина заполнял графы в регистрационном журнале, Лейн разыгрался со звонком. Раздражал, но попробуй его останови! – шуму устроит покруче, чем сейчас. Я хотел попросить Чонёля отвлечь его, пока я рассчитывался, но он пытался запихать выкинутые вещи в чемодан, и ему не было ни до чего дела.
В чёрно-белых полосах телевизора мелькнула фотография Ирва. На фоне шипений и сопений время от времени проскальзывал сбивающийся голос.
– Новая трагедия потрясла нас, – заявила ведущая. – Стало известно, что Ирвинг Шарнэ, один из чудесных детей, скончался. Причина смерти неизвестна. Ещё один чудесный ребёнок, Глеб Шексбаев, пропал без вести, – и здесь моё лицо во весь экран. Я надвинул очки на глаза и приметил, что хозяин гостиницы внимательно меня изучает.
– Можно свод законов? – закопошился я в кошельке.
– Три.
– Один.
– Я про стоимость.
Он подал журнал, в котором я расписался дурацким именем Звоноух. Мужчина принял плату за три дня вперёд, отдал ржавый округлый ключ и бросил на прилавок толстый томик в тёмно-синей обложке, чистой, без единого слова.
Мы прошли по узкому коридору до деревянной двери и попали во внутренний двор, напоминавший свалку. Буквой П от улиц его ограждало одноэтажное серое здание, в котором теснились комнатки-номера. У левого стыка печальной П, как прозвал этот дом Чонёль, и регистрационной косились ворота.
– Вы слышали? – начал я, когда щёлкнул замок за моей спиной. – Ирв мёртв! – Свод правил грохнулся на стол, и Лейн бросился к нему. Он уставился на новую вещицу, трогать не спешил. Взгляд кота, безотрывно смотрящего в пустой угол.
– Я как раз хотел пойти к нему! – заметался по комнате Чонёль. – О боже! Снаружи двое чудесных детей! Что делать? Бедный Ирв! – он схватился за голову. – Так. Не паникуй, Чонёль! Не надо! – и рванул к двери. – Пойду за моей Королевой!
– Не понимаю, о ком ты, – я скинул с себя куртку и шляпу. Минута – и я сварюсь, – но если об одной из тех, кого Темынь хочет прибрать к рукам, то нам лучше не медлить. Да и второго тоже надо срочно сюда, – додумал я за него и пошёл следом, но вспомнил про Лейна. – Ты ведь можешь посидеть один? Сделай пока бутербродов, хорошо? – Он не отвечал. – Или любуйся сводом законов…
Его молчание сошло за согласие.
– Как приведёшь королеву, – сказал я Чонёлю, когда мы искали выход поближе к гостевому дому, – сразу иди за вторым ребёнком. Я провожу её.
Он залез в люк возле площади, за высоким резным постаментом, возведённым в честь павших в боях с демонами. По крайней мере, так гласила табличка. Пока Чонёля не было, я изучил площадь вдоль и поперёк. Выложенная светлым камнем, она смотрелась приветливо и аккуратно. Несколько лавочек с овощами и фруктами, какими-то амулетами и зельями кучкой собрались перед святилищем. Горожане бродили между рядами, смеялись и вели разговоры, если не о нас, новоприбывших гостях Измены, то на повседневные темы. Не было и намёка на опасность, но сердце забилось быстрее и появилось желание бежать, бежать куда подальше, не оборачиваясь. Время вдруг заторопилось, и чистенькие улочки превратились в серые развалины. Резкий звук удара – и снова они стали прежними.