Гостья с радостью открыла рот и замахала руками в порыве чувств, но сказать ничего не успела. Она глянула на свои наручные часы и вскочила, едва не выронив чашку.
– Мне нужно идти, – с сожалением отметила она.
– Но они же сломаны, – я смотрел, как на её запястье крутятся ничем не прикрытые шестерёнки.
– Тебя их внешний вид смутил? – она залпом допила чай и заторопилась к выходу. – Идут как миленькие! Я их сама делала, как и множество других вещей. Как-нибудь покажу их вам, – она махнула рукой на прощанье.
Я глянул ей вслед и заметил в открытой настежь двери тёмный силуэт шатавшегося по двору Наби. Не сбежал и не испарился, хотя это было бы лучшей благодарностью. Делать нечего, я пригласил его войти.
– Кто это? – всполошился Чонёль. – Фу! Ещё и воняет!
– Собачка Звоноуха, – Корнелия развалилась на кровати, и волосы кровавым пятном расплылись по подушке. – В такой каморке действительно чувствуется запашок! Хозяин, помыл бы свою дворнягу!
– Ничего не понял! Какая собачка? – Чонёль покружил вокруг него и с недоверием коснулся ранки на щеке.
Наби не шелохнулся.
Королева начала рассказывать про наше приключение, собрав слушателей возле себя, а я затолкал Наби в крохотную уборную. На кривой полке лежали потрескавшееся мыло и пользованный шампунь затёртого года выпуска. Сойдёт. Пока в старенькую ванну набиралась вода, я вернулся в комнату, достал футболку и шорты из своей сумки, между делом ненавидя Корнелию за унижающие меня выдумки, которыми она сейчас вдохновенно делилась.
– Не люблю, – поморщился Наби. – Не полезу в ваше корыто. Хозяин, пощади! Мне и так хорошо.
Кое-как я затолкал его в воду, прямо в одежде, ещё и себя облил попутно. Хотел помочь с повязкой на его голове, но он прижался к стене, тяпнул меня за руку до крови и заявил, что сам разберётся. Пока он барахтался, я поискал аптечку, чтобы обработать укус и обжиться чистыми бинтами.
Я оставил Наби, когда он выдавливал вязкий шампунь из пыльного тюбика, а сам принял таблетки и, развалившись на стуле, прикрыл глаза. Сил не было даже на то, чтобы злиться байкам Корнелии. Как никогда хотелось уснуть, а проснувшись, понять, что я дома. Мама мельтешит, опаздывая на работу. Тикают старые часы в прихожей. Папа ушёл, но его присутствие остро чувствуется в запахе одеколона, которым он себя опрыскивает, прежде чем выйти из дома.
Запахло, но не папиным одеколоном, а дешёвым мылом. Наби прошлёпал из ванной униженным и побеждённым. Стоило Мириам глянуть на него, как она закашлялась и отвернулась. Корнелия удосужилась приоткрыть один глаз, уловив ёрзанья с её стороны, и разразилась диким хохотом.
Я схватил покрывало с пола и накинул его на Наби:
– Тебе же дали одежду.
– Она разве не на мне? – задумчиво протянул он. – Я определённо её надевал, хозяин. Может, это было не сейчас, а потом?
Повязку вот сделать не забыл.
В его чистых волосах по-прежнему виднелись сероватые пряди.
– Может, если глаза откроешь, то увидишь, что там на тебе? – сказала Корнелия. – Хватит бедолагой прикидываться! В наши дни такое не работает. Лучше развлеки, раз уж на то пошло! Будь хорошей собачкой! А ну-ка прогавкай, сколько пальцев? – она подняла три. – Переведи-ка, – кивнула мне Корнелия.
Я не стал, зато Чонёль, торчавший в телефоне до этого момента, отвлёкся и с радостью выполнил её просьбу, а затем вернулся к слабому сиянию экрана. Он засунул пальцы под маску, и я услышал, как захрустели ногти под натиском его зубов.
Наби не нуждался в объяснениях, заговорил, перебив тенеходца:
– Сама-то умеешь считать? Вдруг не знаешь правильного ответа? Ну-ка! Сколько пальцев? – и показал средний.
– Точно жить надоело! – процедила сквозь зубы Корнелия. Я искренне испугался за него, ведь он не знал, на что способен её крик. Наби хрипло рассмеялся и принялся натягивать при всех поданные мной вещи. – Давайте потише! Чонёль, хватит грызть ногти! Я не Звоноух, и всё равно прекрасно слышу! Это мерзко!