Я наконец повалился на кровать, спихивая рюкзак с плеч.
– Люди уже выходят… Спать собрался? А как же Чудо? – заглянул папа. – Не пойдёшь? – и добавил с досадой: – Ну, ладно-ладно.
Когда время перевалило за полночь, я проснулся оттого, что не мог дышать. На грудь давило – кто-то на ней сидел. Кое-как я разлепил глаза и в свете луны увидел размазанный силуэт. Он хрипел, ему самому не хватало воздуха, и сильнее наваливался на меня: «Отдай! Отдай! Отдай её…»
Соседский ребёнок разразился диким плачем, и я вдруг подумал, раз стараюсь дышать, значит ещё живой. Тварь же заохала, будто получила обухом по башке, скатилась с груди и растворилась в душной комнате. Я лежал в оцепенении и смотрел наверх, в темноту, пока плач не стих и над крышами домов не расстелился красновато-жёлтый туман рассветного солнца.
Утро настало обычное. Позвонила тётушка с поздравлениями. Их у меня, этих тётушек, девять штук и ещё четыре дядюшки. От каждого я получаю внимание в свой день рождения. От некоторых даже чрезмерное. «С днём Чуда и днём рождения! Приезжай ко мне как-нибудь в гости, Глеб, – завела любимую шарманку тётя Альбина. – А то в моём интернет-магазине дела совсем не идут. Покажи, что я правда родня тебе и продаю «чудесные» вещи». Если что, ко мне они никакого отношения не имеют, хотя в слогане её магазина и заявлено обратное. Я поблагодарил и услышал уведомление о том, что на карту пришла некая сумма. Затем я встал, умылся и пошёл на кухню, считая по пути дверные косяки. На столе ждал завтрак, и там же к сахарнице прижимался конверт, на котором мама красивым подчерком вывела:
Глеб, прости! Срочный вызов. Встретимся вечером.
Деньги незамедлительно отправились в карман, конверт – полетел в мусорное ведро.
Кроме меня, телевизор на кухне никто не смотрел, потому пульт был там, где я его вчера и оставил, на табуретке. Заполучить его, не вставая с места, не удалось, хотя губы упорно шептали: «Акцио, лентяйка!» Что ж, пара неловких телодвижений – и я смотрю новости, проглатывая поджаренное яйцо.
– Ещё недавно мы любовались её прекрасной улыбкой, – заявила ведущая. – До сих пор неизвестно, что же произошло на самом деле. С места событий наш корреспондент.
– Ничего пока точно сказать не можем, – сообщил полицейский в камеру.
– А подозреваемые есть?
– Нет.
– Стояло раннее утро, – крупный план журналиста. На заднем фоне хорошо проглядывался ухоженный домик, на крыльце которого с красными от слёз лицами застыли мужчина и женщина. – В полицию поступил звонок. Супруги Сведоч сообщили о смерти своей единственной дочери, Малиши. Никаких улик, никаких следов. Окна закрыты, двери тоже. Никаких отпечатков, признаков насилия. Девушка скончалась от остановки сердца. Как сказали родители, когда её нашли, Малиша лежала в кровати с широко раскрытыми глазами. Причин для инфаркта не было. Судя по медицинским обследованиям, которые Малиша проходила каждый год, на здоровье она не жаловалась. Что же это такое? Случайность? Или очередная тайна?
– Печально, – перехватила эстафету ведущая. – А сейчас реклама. Не переключайтесь.
«Если кашель достаёт…», и я переключил канал. Стыдно. Зачем тогда согласился в ней сняться? Теперь спокойно телевизор не посмотреть. «Чудо-ребёнок рекомендует» – и палец вверх. Но я хоть и родился под счастливой кометой, навряд ли имел право рекомендовать то, чем ни разу в жизни не пользовался.
«Труп босоногой женщины найден…» – заговорили местные новости. Я выключил и их.
По своему обыкновению баба Вера стояла на лестничной площадке. Не хотелось бы превозносить себя, но встреча со мной несомненно была одним из первых пунктов в списке её дел, если таковой имелся.
– Как спалось?
– Хорошо.
– Врёшь! – старуха зачмокала и прищурилась. – Помятый весь какой-то! Больше, чем всегда.
Я мешкал, но всё же решил пожаловаться:
– Ваш внук – или кто он там вам? – не даёт мне покоя. Разревелся сегодня посередине ночи. Разбудил. После него долго проворочался. – Старуха приподняла брови и перестала издавать ртом раздражающие звуки. – Извините, мне пора.