Я сам чуть не присоединился к ним, но дурман её голоса развеяла официантка.
– Редко кто на нём играет, вот и сбежались, как мухи на мёд, – сказала она, ставя перед нами огромные чашки кофе. Видимо, от неё не ускользнуло моё удивление. – Сделал один из приезжих. Сам же и играл, пока не помер. А пианино как декорация осталось. Выкидывать не стали.
В толпе у пианино замельтешила чёрная шевелюра Азиза, который с любопытством вытягивал шею и пытался пробраться поближе к играющей. Я поник. Все эти потомки основателей и изменовские приветствия… от одной мысли о них настроение портилось. Рядом с ним, хмуря брови, стоял мужчина. Что заставило меня спрятаться за листом меню, так это то, что у этого мужчины не было одного уха.
Я жестом стал подзывать Корнелию. Она приметила мои неуклюжие попытки и ехидно подмигнула. Песню прерывать не стала, допела до конца.
– Надо же быть таким трусом! – подразнила меня она, садясь обратно за стол. Собравшиеся у пианино тоже вернулись на свои места, будто и не было никакого представления. Никто из них и словом не обмолвился о внезапном событии. Корнелия осталась довольна собой. Доказательством этому служило то, как она громко отхлебнула из чашки. Она подождала моих препираний, наблюдая за уходящей официанткой, – оказывается, та стояла возле нас всё выступление, – но не получила их, потому быстро нашла новую тему: – А вы хорошо на их языке щебечите, да? Чонёль так резво заказ сделал. Я всё не могу понять, когда успели?
– Сами не знаем, – мучил я солонку. – Вдруг стали понимать, когда Азиз хотел напоить нас отваром. Вон он кстати, – покосился я на мужчину в белых одеждах, стоявшего у стойки. Его безухий собеседник сидел к нам спинойа. – О чём я хотел тебя предупредить – здесь хозяин Наби.
Теперь и Корнелия спряталась за меню. Хотя мы понимали, что он не знает о наших проделках, страха почему-то не убавилось. Из нас троих не разделял его один Чонёль. Он так завертелся в поисках удобного вида, что любой заметил бы, как он пялится на одноухого.
– Ты совсем того? – Корнелия пнула под столом его коленку. – Ну-ка отвернись! Что случилось во время вашей первой встречи с Азизом? Может, если я проверну что-то подобное, тоже начну понимать здешних.
– С Наби ты прекрасно общаешься, – заметил я, краем глаза следя за Азизом.
Одноухий передал ему скомканный листок. Азиз развернул его и принялся внимательно изучать какую-то статью.
– Я знаю, что он говорит, потому что знаю, что он собирается делать. Даже слушать необязательно. У меня в голове как будто уже его слова переведены. Не бывало такого? Так что случилось?
– Ничего особенного, – задумался Чонёль. – Нас хотели схватить, но потом мы вернули им книгу…
– Кошмарницу, про которую ты говорил? – Он глухо угукнул, но Корнелия не хотела на этом заканчивать: – Как вы поняли, что им нужна именно эта книга?
Тенеходец пожал плечами:
– Лейн её вытащил. Такую сцену там устроил.
– А он откуда знал?
– Может, вычитал в Кошмарнице, хотя я в ней ничего такого не видел… Стоп! – Чонёль схватился за мою руку и потряс, пытаясь вовлечь в разговор. – Тогда... Помнишь, книга была открыта на страницах с городом? Мы ещё удивились, как так получилось!
– Лейн не мог, – оглядывался я в ожидании заказа. – Мы вдвоём-то еле с ней справлялись. Куда ему?
– Он был так уверен, когда доставал Кошмарницу! – Чонёль замер. – О! О-о-о! Кажется, я понял! – вскрикнул он и несколько пар глаз устремились к нашему столику. Я кивками извинялся за поведение товарища, а он тем временем продолжал: – Нам нужно было раньше всем собраться! Ты понял? – Я шепнул что-то похожее на «не-а», и он засмеялся. – Серьёзно? Лейн не любит, когда его трогают или когда он трогает что-то! Особенно новое. Ему не нравится свет. Свет, который пролетает огромное расстояние, прежде чем доходит до него. Представляешь, сколько в нём всего? Теперь дошло?