Королева скорчила рожицу, и это было первым, что я увидел. Затем медленно стали всплывать очертания берлоги.
Я лежал в грязной одежде на кровати, даже ботинки не снял. Причём лежал поперёк, распластавшись звездой.
– Ты, видимо, очень устал, – подъехала Мириам. Колёса инвалидной коляски тихо поскрипывали. Я кивнул и попытался удержать взгляд на пятне, что въелось в потолок. Кажется, его когда-то закрашивали, но оно всё равно выступило. – Долго же однако продрых. Мы не могли тебя стащить с кровати. Чертыхался, гадёныш. Я и Корнелия спали сегодня на полу.
– Очухался! – возник из стены Чонёль. – Наверняка голодный. Столько спать! Пойдёмте в закусочную. А то кое-кто мне порядком надел с вопросами о тебе.
– Неплохая идея, что редкость для тебя, – кивнула Королева, и вернулась ко мне. – И попробуй ходить без этого! – она вырвала из ушей жучки. – Мы же договаривались!
– Но Мириам…
– Мириам перенервничала, трудно ей в узде себя сдерживать, а умение её, знаешь ли – шаг, и полгорода нет.
Я потянулся, чтобы отобрать слуховой прибор, но она кинула его Лейну. Он, естественно, не поймал, и жучки упали на пол, который никто ни разу за наше время пребывания в берлоге не удосужился подмести, не то чтобы помыть. Гадость, в общем. В это время Наби шёл к столу, поживиться надкусанным кем-то и успевшим подсохнуть бутербродом, и благополучно наступил на жучки.
Я сполз на пол и взял их на ладонь. Безнадёжно испорчены.
– Балда! – Корнелия толкнула попрошайку. – Как будто у нас деньги есть на ремонт таких дорогих вещей!
– Я же не специально, – он нащупал мою руку и забрал жучки. – Я их починю.
– Ну да! Конечно! – сказала она, но усмешка на её лице красноречиво сообщала о том, что Королева затеяла спор не ради справедливости.
Наби сейчас выглядел виновато. Он понятия не имел, почему какие-то там хрупкие аппараты оказались на полу, и уж тем более, что если наступаешь на вещь, место которой в ухе, а не у тебя под ногой, виноватым ты быть никак не можешь. Я уже открыл рот, придумывая на ходу увещание, которое могло угомонить Корнелию, но она прошла к двери и сама закончила этот разговор:
– Уж будь любезен!
Улицу наполняли шумы и крики. Тёмные звуки смешивались с яркими, превращая столб света, что рос из окна святилища, в грязь.
– Давайте обогнём площадь дворами, – схватил меня за плечи Чонёль и затолкал в переулок.
Никто не возразил, хотя я ждал новых недовольств Корнелии.
– Что случилось? – Кажется, я проспал важное событие.
– Да бедолаги с нижней улицы взбунтовали, – как бы невзначай ответил Лейн. – Нам лучше на площадь не лезть.
Он и Мириам были позади нас. Я обернулся, чтобы расспросить поподробнее, но заметил, что эти двое держатся за руки. Вот и причина их медлительности. Ну, ещё и колёса коляски мотались из стороны в сторону, вот-вот отвалятся.
– Почему они взбунтовали? – обратился я к Чонёлю.
– Насколько я понял, они живут в менее защищённой части города. Какой-то второй уровень. Они пришли вроде бы как с намерением помочь, ведь демон заполучит их первыми, если защита даст слабину. Азиз не хочет их принимать и прогоняет обратно в стойники. Стойниками называют…
Я отделался от объяснений резким кивком. Получше него знаю, что это такое.
В закусочной почти никого не было. В такие времена редко найдётся тот, кто захочет шататься по заведениям вместо того, чтобы внимательно следить или участвовать в событиях городской жизни. Ну, или прятаться по углам.
Мы удобно расселись за столиком у окна. Заказ у нас принимала как всегда Мелисса. Она расспросила меня, куда я запропастился, на что я небрежно пожал плечами и плавно свёл разговор в иное русло.
О смерти Анны она знала, а вот судьба доктора Сандерса её ошарашила.
– Он так ничего и не успел сказать, – посетовала Корнелия.
– Да он был заодно с Амелией! – стукнул кулаком по столу Чонёль. – Не уверен, знал ли он о том, что она планировала против нас, но наверняка что-то да и замечал. Не видел в нас союзников с самого начала! Помните? Сперва согласился помочь, а потом отговорки придумывал! Мне его не жаль. За что боролся, на то и напоролся. Зачем только с ней связался? Старый дурак! – он разгневанно шмыгнул носом и добавил: – А вот Анну жалко.