Я начал рассказывать… Собеседница покачала головой и перебила:
– Нашли бы время и сюда заглянуть, если бы захотели… Удивляюсь я только одному: как жестоки мужские сердца и между образованными людьми. А я думала, что если который человек образован, то он скорее может понимать и не мучит других понапрасну.
– Вы кого имеете в виду?
– Отлично хорошо сами знаете. Нечего вам и спрашивать, – сверкнув темно-карими глазами, гневно ответила гречанка. – Не место здесь, а то я поговорила бы с вами.
– А у меня к вам есть просьба. Вы позволите вас проводить, когда домой пойдете?
– Провожайте, если хотите… Я скоро уйду.
Через полчаса мы ушли. Молодой подрядчик проводил нас насмешливым взором.
– Благополучного пути и счастливого успеха желаю! – крикнул он в дверь.
Как только мы очутились с Аннушкой одни на улице, я с жаром начал просить:
– Анна Николаевна, дорогая! Нельзя ли мне увидеться с Машей?
– Если Рождеством в Шахру не уедете, то на второй день увидите: она будет на игрищах.
– Нет, скорее, на этих днях!..
– Месяц не видел – терпел и не вспомнил про девушку, а теперь загорелось… за нами кто-то идет.
Я оглянулся. Шагах в десяти валила фигура, весьма похожая на доброго медведя.
– Это Никитушка, – проговорил я. – Он меня оберегает, но, кажется, напрасно трудится…
– Почем знать? Может, и не напрасно. А стоило бы вас хорошенько проучить, не так, разумеется, как Парфен собирается, а другим образом.
– Но… если бы вы знали…
– Ничего я про ваши дела знать не желаю, не знаю также ничего и про Машу… Жалко только мне… Если бы я была на месте одной девушки, то я показала бы себя некоторым людям.
Но, должно быть, в голосе моем звучало много сердечных струн, когда я стал упрашивать спутницу, и она поддалась, положила гнев на милость.
– Ну, ради подружки, я над вами смилуюсь, – смягчая тон, сказала гречанка. – До праздников увидеться нельзя – об этом вы и думать забудьте! – но в первый день вечером приходите к нам: я вам покажу особу, которую вы желаете видеть…
– А до праздника?.. Мне необходимо два слова ей сказать.
– Тогда и скажете. Поймите же вы, что теперь идет в домах уборка, до Рождества всего четыре дня осталось. Ту особу я завтра же увижу… Вы, пожалуйста, не вообразите, что я к ней пойду нарочно с этой радостной вестью… Есть чему радоваться: сокровище какое нашлось!
Выпустив последний заряд своего гнева, гречанка взялась за кольцо калитки – мы стояли у ее дома, – потом мягко посмотрела в мое лицо, подала руку и сказала:
– А вы ведь хороший человек. Может, я вас не понимаю… До свидания, голубчик! В праздник вечером к нам! А той уж я скажу… Ах, если бы я была на месте другой… Прощай, милый тиран! – И, весело засмеявшись, бойкая девушка нырнула за калитку и скрылась.
V
Насилу я дождался праздника. В первый день прямо от обедни я вернулся на свою квартирку. Пришел священник с причтом и певчими (в числе их были и девушки). Зашли кое-кто из деревенских поздравить; долее других пробыли старшина с волостным писарем: они нашли очень вкусною мою закуску и потому выпили рюмок по пяти вина. Проводивши последних гостей, я поехал сам с визитами. На передке саней, вместо кучера, правил Никитушка. Объехал я дома духовенства и, захватив с собою Аннушку, направился к Андрею Никифоровичу. Оба, муж и жена, приняли меня радушно, заставили выпить рюмку елисеевского портвейна и стакан чаю. В доме их я видел зятя, но одного, без жены, подрядчика, отца Парфена Игнатьича, и еще несколько человек. Гречанка, поздравивши хозяев с праздником, отправилась в боковую комнату (дом у Андрея Никифоровича был двухэтажный, с пятью комнатами во втором), минуты через две она вернулась и спросила хозяйку:
– Где же у вас Маша?
– А разве вы ее не встретили? – отозвалась Татьяна Васильевна, – она сию минуточку, как вам взойти, поехала в Шелепиху, сестру поздравить и проведать: ведь Феклуша последние денечки ходит. Да она не замешкается: скоро обернет.
– То-то я не вижу ее, красавицу, – пристал к разговору подрядчик. – Куда, думаю, она девалась? Ан к сестричке уехала.
Гречанка присела к столу и принялась хозяйничать. Окончив свой чай, я быстро поднялся и стал прощаться. Аннушка глазами одобрила мое намерение.
– Что ты торопишься? Побеседуй с нами, – удерживал хозяин. – Дома тебя, поди, никто не дожидается.
– Приеду в Новый год. Спасибо, Андрей Никифорович.
Я уехал. На квартире меня встретил правленский сторож.
– С праздником твою милость! – начал он. – Пошту изволь получить. Только что из городу посылок воротился. Я ухватил твою пошту и побег. С праздником!