Часы в столовой пробили или, правильнее, прошипели с большим промежутком восемь. Сидевшая одиноко за чайным столом молодая девушка нервно вздрогнула. Время близилось. Еще два-три часа – и она должна одна, без провожатых, отправиться в баню, выстроенную на краю огромного запущенного деревенского сада, занесенного в это зимнее время глубоким снегом.
Марья Ивановна вздрогнула. На минуту решимость узнать будущее поколебалась; но только на минуту.
«Трусиха, – мысленно обозвала она себя, мешая ложечкой стакан чая, – не боится же Савелий сидеть теперь в бане и топить печь… почему же мне должно быть страшно?» – проносилось в ее головке, раздраженной предстоящим сеансом.
«Пустяки… это так… просто шалость», – хотела она уверить себя; но, несмотря на эти рассуждения, Марья Ивановна невольно ощущала озноб, как только начинала думать об гаданье, не думать же она – не могла.
Через силу заставив выпить себя стакан похолодевшего чая, она пошла в свою комнату и легла на мягкую перину своей кровати. Ей сделалось холодно; лихорадочная дрожь не оставляла ее ни на минуту. Желая как-нибудь избавиться от этого неприятного ощущения, Марья Ивановна накрылась с головой бывшим на ней теплым платком. Понемногу разыгравшиеся нервы начали приходить в порядок; безотчетный страх, напавший на молодую девушку, заменился чувством нетерпения. Она хотела себя уверить, что из этого гаданья не может ничего выйти, что она никакого суженого в зеркале не увидит.
«Зачем же в таком случае я пойду в баню? – вдруг задала она себе вопрос. – Идти вечером одной по глубокому снегу, обильно завалившему весь сад, не пойду, – решила Марья Ивановна, – верить во всякие глупости… смешно».
Она решила не идти. Чувство сожаления, зачем она не поехала к Иваницким, где, наверное, будет весело, начало больше и больше расти в ней; но затем какой-то внутренний голос шептал ей, что она отказалась от гадания совсем не потому, будто это глупости, которые не следует себе позволять, но просто от страха идти одной через большой сад и остаться ночью в необитаемой бане.
«Трусиха, трусиха», – нашептывал ей в уши неведомый голос. «Не ходи, – говорил здравый смысл, – никакого суженого ты там не увидишь». «Увидишь», – снова зашептал другой голос.
Марье Ивановне сделалось вдруг стыдно за трусливое чувство, родившееся в ней в этот вечер.
«Из-за чего же я притворялась больной, из-за чего осталась дома?» – мысленно спрашивала она себя, лежа на своей кроватке, вся укутанная теплым платком.
«Скоро ли пропоют петухи… хоть бы все осталось назади», – проносилось в ее головке.
Из столовой донесся хриплый бой часов, пробивший десять.
«Скоро», – решила Марья Ивановна и начала приготавливать свечи и зеркало.
III
Через какой-нибудь час после отъезда семейства Ивлевых, возок их въехал в просторный двор усадьбы Иваницких и остановился около ярко освещенного дома. Судя по стоявшим около каретного сарая многочисленным распряженным саням и нескольким возкам, можно было судить, что съезд гостей, приехавших к Иваницким встречать Новый год, был многочислен.
С трудом открыв плотно запертую дверцу возка, оттуда по очереди вышли все приехавшие члены семейства Ивлевых.
Сердечко русалки Зины начало бить тревогу, когда ее глаза, во время раздевания в передней, заглянули в большую залу, где уже сновало многочисленное замаскированное общество.
Зинаида Ивановна первый раз в жизни присутствовала на маскараде; неудивительно, что, войдя в залу, она немного растерялась. Ее выручил Борис, отрекомендовавший сестру и начавший сейчас же дурачиться и всех смешить.
Мало-помалу чувство новизны положения прошло; общество перемешалось. Визг, писк, звон бубенчиков и шум трещоток наполняли многочисленные ярко освещенные комнаты в ожидании того времени, когда двери столовой откроются и глазам приехавших представится приготовленная там большая елка, обильно увешанная всевозможными бонбоньерками, свечами, фонариками и сюрпризами.
Душою вечера сделался Борис Ивлев, замаскированный шутом. У него для каждого были готовы остроты, которые смешили всех до слез.
Наконец двери столовой открылись и гостей пригласили войти.
Чувство восторга молодежи не имело границ. Большая елка, очень красиво декорированная, вся увешанная подарками, представилась взорам вошедших приглашенных. Радушные хозяева раздавали сюрпризы; лакеи в то же время разносили гостям конфекты и фрукты; но еще не успели быть розданы всем подарки, как в зале пронеслись первые звуки оркестра, заигравшего вальс.