Его обдало морозцем. Звездное небо глянуло на него приветливо и радушно; снег весело скрипнул под его ногами. Скоро Савелий очутился в поле. И когда деревня исчезла за его спиною, ему стало как-то не по себе. Ощущение страха, покуда еще тонкое, но уже томительное и жуткое, подползло к его сердцу, как насекомое. Оно ощупало сердце лесного сторожа со всех сторон, выбрало местечко помягче и осторожно опустило туда свой тонкий хоботок. Сторож даже вздрогнул. Он понял, что это насекомое не отвалится от его сердца до тех пор, пока не выпьет из него всю смелость. Она все убывала и убывала с каждым шагом Савелия. Он это ясно видел. Звездное небо по-прежнему радушно смотрело на него, и снег все так же весело скрипел под его ногами, но сторожу казалось, что они обрадовались его появлению вот именно потому, что до его прихода им было страшно, жутко и томительно. Савелий медленно подвигался среди белого поля. Месяц неподвижно стоял в небе и безмолвно глядел на лесного сторожа и на его короткую тень на снегу. В ухабах эта тень как-то переламывалась, точно приподнимаясь вверх от головы до талии, и Савелию казалось, что она желает стать на ноги и идти рядом с ним по дороге. Каждый раз при этом сторожу делалось особенно жутко, и его сердце тоскливо замирало. Наконец он подошел к лесу и как раз в то время, когда последняя капля смелости исчезла из его сердца. Полный неопределенного страха, он вошел в лес. Все было тихо и сумрачно. Лес стоял неподвижно и молчаливо и при появлении Савелия даже как будто несколько просветлел; но лесник понял, что это не веселость, а злорадство, что лес радуется ему, как змея лягушке, которую собирается проглотить. Он понял, что сейчас он увидит нечто сверхъестественное и страшное, чего он раньше никогда не видел, но о существовании чего подозревал всю жизнь. Он увидит нечистую силу, ту враждебную человеку силу, которая населяет и воду, и лес, и всю землю, и собственную его хату. От нее никуда не уйдешь, и каждый человек должен хоть раз в жизни встретиться с ней лицом к лицу. Она или нападает на человека открыто, извне, или же пробирается внутрь его с куском хлеба, с глотком воды, с воздухом. Так или иначе, а эта встреча должна произойти непременно. Для Савелия наступил именно этот час. Он медленно продвигался вперед, полный беспредельного ужаса и того острого чувства, с которым вооруженный рогатиной охотник подходит к поднявшемуся на дыбы медведю. Хата была от него уже в нескольких саженях. Он остановился.
Сизые тучи, медленным хороводом вращавшиеся вокруг месяца, внезапно разорвались на две половины, потом сцепились одним краем и треугольником, как журавли осенью, полетели на полдень. Все это произошло так неожиданно и сверхъестественно, среди такой напряженной тишины, что Савелий понял, что минута роковой встречи наступила. Он не ошибся. В огне его хаты мигал огонек. Там кто-то был. Замирая весь от мучительного любопытства и страха, Савелий осторожно подошел к окошку и заглянул внутрь хаты. Там на полу, свернув по-татарски ноги, сидели два человека. Перед ними стоял раскинутый сундук сторожа, а в руках людей шелестели его, сторожа, ассигнации. Люди, очевидно, их пересчитывали, мусоля пальцы и переговариваясь о чем-то вполголоса. Сальная свеча стояла на полу рядом с раскрытым сундуком и скупо озаряла худые и бледные лица людей. В одном из них Савелий узнал шершавского мужика Архипку, а в другом хуторского пастуха Моисея. Однако Савелий был уверен, что это не Архипка и не Моисей, а та враждебная человеку нечистая сила, в существовании которой он убедился час тому назад. Эта сила приняла только вид Моисея и Архипки. Это, так сказать, ряженые черти. Холодея всем телом, он смотрел на них. Это были черти, без всякого сомнения черти. Их жестикуляция, их выражения лиц и даже свет сальной свечи – все, несмотря на сходство с действительностью, отдавало чем-то сверхъестественным; от всего веяло какой-то особой жуткостью. И уже по одному этому жуткому чувству, наполнившему Савелия при виде этого зрелища, он понял, что перед ним не действительность, а нечисть, враждебная сила, кавардак. Он глядел в окошко, как прикованный. «До чего личность человеческую приняли, до чего хитра!» – думал он о нечистой силе, пристукивая от страха зубами. «До чего человека может обморочить!» Тихонько вдоль стены он двинулся в самую хату.