Гертруда тут же упала на колени (виною были и слабость и состояние души). Она сложила руки, оперлась ими о запыленный пол и приложила к ним голову.
— Господи! — снова взмолилась она. — Прими мою молитву сейчас. Сколько я слышала о Тебе, о любви и милости Твоей, но что-то удерживало меня стать на колени… Теперь я искренне сожалею об этом. Отец мой!.. Я раскаиваюсь в том, что сделала не так перед глазами Твоими… Знаю, что… что много совершала не совсем хорошее и… и заслуживаю смерти, но эти дети… Они не виноваты… — её тело затряслось от плеча. — Боже, Бог мой, Бог любви и добра, не о себе прошу, недостойна, а о детях. Они только маленькие чистые страницы… Господи! Если Ты есть, умоляю, соверши чудо…
Мать умолкла обливаясь слезами.
Неподалеку снова с грохотом повалилась вниз часть здания.
Прошло не более минуты и Гертруда вновь услышала крик ребёнка.
— Как? Неужели я кого-то упустила? Нельзя никого оставлять! — сказала она и, еле встав, отправилась на поиски. Ей было тяжело идти в темноте, и она ориентировалась только на звук. Женщина была сильно измучена, поэтому едва плелась, держась за стены.
Она никак не могла дойти до него, хотя с каждым шагом плач становился всё громче. Так миссис Стивенс дошла до другого отделения, но всё таки до малыша было далеко…
Раздался звук соразмерный одновременному fortissimo пятидесяти геликонов, взявших самые разные ступени гаммы. Бедная Гертруда не видела, что происходит, но почувствовала, что как будто её что-то толкает к стене ближе, ближе… Вместе с ней туда покатились все булыжники, обломки мебели… Её стопу зажало между двумя обломками стены. Как освободится она не понимала, не видела и не успела. На голень обрушился новый обломок. Гертруда повалилась навзничь. Её нога оказалась освобождённой от каменного плена. Она обрадовалась, что сможет пойти дальше. Гертруда попыталась встать. Ей это не удалось. Она вдруг поняла, что не чувствует вовсе свою ногу. Женщина решила для верности прощупать конечность. Саму стопу она не ощутила. Вместо нее была только теплая вязкая жидкость… Но детские крики не умолкали. Сейчас они стали истерическими… Ему было больно. Ему было жутко больно… Сердце матери разрывалось на части…
Построение не прекращало наклоняться, и каждый новый удар помогал ему скорее пасть… И оно упало…
XII
— Le puede dar amoniaco? (с. исп. — Мажет дать ему нашатырь?) — кто-то спросил у врача.
— No, abstenerse, — ответил тот. — Hay casas mas severos, — продолжались их дискуссии над каким-то пострадавшим в соседней палатке помощи. (с. исп. — Нет, воздержимся,… Есть более тяжёлые случаи.)
— Ven aqui… Ven aqui! (с. исп. — Идите сюда… Идите сюда!) — звали кого-то.
Кругом кипела работа. Медсестры, врачи, спасатели и просто добровольцы делали всё возможное, чтобы спасти как можно больше людей после землетрясения.
Палатка помощи, где лежал мистер Стивенс была небольшой и через узкую щель приоткрытого входа пробирались тёплые, сочные лучи солнца.
Уильям точно не понимал, что стряслось и где сейчас находится. Он хотел встать, но сильные боли в правой руке и в области висков опрокинули его назад. Теперь он обратил внимание, что плечо правой руки и голова туго обвязаны бинтами.
Немного погодя, Уильям Стивенс повторил попытку. На сей раз она оказалась удачной Немного покачиваясь, но всё же держа равновесие, он попятился к выходу.
Только его нога ступила за пределы палатки, дальше он сдвинуться не мог. Уильяма шокировало то, что он увидел. Перед ним на десятки метров кругом были сплошные развалины; кое-где торчали полуразрушенные стены каких-то зданий. Всё: кирпичи, камни, куски досок, металла, тряпьё и многое другое валялось по кругу вперемешку.
По булыжникам снуряли туда-сюда люди в жёлтых спецовках с шлемами и с инструментами. Они рылись, копались, искали в глыбах клады…
Мистер Стивенс посмотрел по сторонам в поисках хоть какого-то ответа на мучивший его вопрос: «Где я и что случилось?» Теперь он заметил много раненых, покалеченных и без умолку рыдающих людей. За ними ухаживали медперсонал и еще какие-то люди. Там же была установлена не одна палатка, похожая на ту, из которой он только что вышел.
В то время, пока происходил смотр обстановки к нему подошел молодой человек. Он был крепок собой и ярым оптимистом. Не смотря на это ужасное окружение, добродушие и приветливость не покидали его.
— Buenos dias! Como estas? (с. исп. — Доброе утро! Как вы?) — спросил он на испанском.
— Прости, но… — пытался выговорить Уильям.