Экипажъ остановился у церкви Святого Антонія во Флоридѣ, и Луисъ вышелъ, приказавъ кучеру ждать. Этотъ кучеръ поступилъ къ нему въ услуженіе давно еще, когда онъ жилъ съ Эрнестиною, – и былъ вѣчнымъ свидѣтелемъ его похожденій, покорно сопровождая его во всѣхъ ночныхъ странствованіяхъ въ періодѣ вдовства, но съ грустью вспоминая о былыхъ временахъ, когда ему не приходилось проводить ночи на козлахъ.
Стояло чудное весеннее утро; народъ весело шумѣлъ въ тавернахъ; по аллеѣ быстро пролетали, точно пестрыя птички, велосипедисты въ полосатыхъ блузахъ. Съ рѣки слышались звуки рожковъ, а въ листвѣ деревьевъ роились ослѣпленныя свѣтомъ насѣкомыя, сверкая, какъ золотыя искры. Это мѣсто невольно заставило Луиса вспомнить картины Гойи и смѣлыхъ, граціозныхъ герцогинь, одѣтыхъ разряженными крестьянками и являвшихся сюда посидѣть подъ деревьями вмѣстѣ со своими ухаживателями въ красныхъ плащахъ и шляпахъ на бекрень. Хорошія то были времена!
Настойчивый и двусмысленный кашель кучера заставилъ его оглянуться. Какая-то стройная дама вышла изъ трамвая и направилась къ Луису. Она была одѣта во все черное, и лицо было покрыто вуалью. Бедра ея гармонично покачивались отъ граціозной походки, и тонкія нижнія юбки шуршали при каждомъ движеніи.
Луисъ почувствовалъ запахъ тѣхъ же духовъ, которыми было надушено письмо въ его карманѣ. Да, это она. Но когда она была уже въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него, жестъ изумленія кучера объяснилъ ему, кто эта женщина, прежде чѣмъ самъ онъ разглядѣлъ ее.
– Эрнестина!
У него мелькнула мысль о томъ, что кто-нибудь предупредилъ его жену о свиданіи. Какое нелѣпое положеніе! И сейчасъ придетъ незнакомка!
– Зачѣмъ ты пришла? Чего тебѣ надо?
– Я исполняю свое обѣщаніе. Я вызвала тебя къ десяти часамъ и явилась во время.
И Эрнестина добавила съ печальною улыбкою:
– Чтобы повидаться съ тобою, Луисъ, мнѣ пришлось прибѣгнуть къ пріемамъ, которые противны честной женщинѣ.
Господи! Для такой непріятной встрѣчи онъ вышелъ изъ дому такъ рано, на свиданіе со своею собственною женою. Какъ посмѣялись бы его клубскіе пріятели, если бы узнали объ этомъ!
Неподалеку отъ нихъ остановились двѣ прачки, усѣвшіяся какъ будто для отдыха на своихъ узлахъ съ бѣльемъ. Имъ хотѣлось послушать, о чемъ будутъ говорить эти важные господа.
– Садись, садись въ карету! – сказалъ Луисъ женѣ властнымъ тономъ. Его раздражала комическая сторона этой встрѣчи.
Карета покатилась вверхъ по дорогѣ, въ сторону Пардо. Откинувъ голову назадъ на синее сукно спинки, супруги слѣдили другъ за другомъ, не глядя. Глупое положеніе тяготило ихъ, и ни одинъ не рѣшался заговорить первымъ.
Она всетаки первая прервала молчаніе. Ахъ, гадкая! Это былъ мальчикъ въ юбкѣ, Луисъ всегда держался этого мнѣнія и избѣгалъ встрѣчи съ нею, такъ какъ боялся ея. Несмотря на свою мягкость, словно у ласковой и покорной кошечки, она всегда просаживала свою волю. Господи! Нечего сказать, хорошее воспитаніе дается барышнямъ во французскихъ пансіонахъ!
– Послушай, Луисъ… мнѣ надо сказать тебѣ только нѣсколько словъ. Я люблю тебя и готова на все. Ты – мой мужъ, и я должна жить съ тобѳю. Обходись со мною, какъ желаешь, бей меня даже… и я буду сносить побои, какъ тѣ женщины, которыя видятъ въ этомъ доказательство любви мужа. Я пришла сказать тебѣ, что ты мой, и я не выпущу тебя. Забудемъ прошлое, и заживемъ счастливо. Луисъ, дорогой мой, какая женщина можетъ любить тебя такъ, какъ я?
Однако, разговоръ начинался недурно! Ему хотѣлось молчать, выказать гордость и презрѣніе, извести ее холодностью, чтобы она оставила его въ покоѣ. Но эти слова вывели его изъ себя. Сойтись съ нею опять? Да еще теперь же! Она, вѣрно, рехнулась.
– О, сеньора! Вы, очевидно, забыли, что есть вещи, которыя никогда не прощаются… Мы не подходимъ другъ къ другу. Достаточно вспомнить для этого тотъ адъ, въ которомъ мы провели послѣдніе мѣсяцы супружеской жизни. Я чувствую себя прекрасно, вамъ разлука тоже пошла на пользу, потому что вы еще похорошѣли (честное слово, сеньора!), и было бы безуміемъ разрушать то, что время устроило такъ разумно.
Но ни церемонное вы, ни доводы Луиса не убѣждали сеньору. Она не могла дольше жить такъ. Она занимала въ обществѣ двойственное положеніе. Ее безъ малаго равняли съ невѣрными женами, позволяли себѣ съ нею оскорбительное ухаживанье и объяснялись въ любви, видя въ ней веселую и доступную женщину, безъ привязанностей и семьи. Она болталась по всему свѣту, какъ Вѣчный Жидъ. Скажи, Луисъ, развѣ это называется приличною жизнью?