— Что случилось? — воскликнула я.
— Она, кажется, помешалась, — сказала Кейт. — Что-то определенно случилось с ней.
Кезая посмотрела на меня и протянула руку. Я взяла ее. Рука дрожала.
Я спросила:
— Кезая, в чем дело? Что случилось? Тебя били. Она промолвила:
— Госпожа Дамаск. Я грешница. Ворота ада раскрыты для меня.
— Очнись, Кезая. Что случилось? Почему ты в таком состоянии?
— Она пришла из Аббатства, — сказала Кейт. — Ты пришла из Аббатства, Кезая. Не пытайся отрицать этого.
Кезая затрясла головой.
— Нет. Не из Аббатства, — произнесла она. — Я согрешила… я сотворила что-то ужасное. Я покаялась в том, что должно быть заперто здесь, — она била себя в грудь с таким неистовством, что я подумала: Кезая может сломать себе что-нибудь.
Я спросила:
— Ради Бога, Кезая, что ты сделала?
— Я рассказала им. Я поведала ему, а теперь весь мир будет знать… мою святую тайну. Что они теперь сделают, госпожа Дамаск? Что они сделают теперь, когда они знают?
— Тебе лучше рассказать нам, что знают они, — приказала Кейт. — И чем скорее, тем лучше.
Кезая закатила глаза к потолку и разразилась рыданиями.
Мне казалось, что я попала в какой-то кошмар. Я знала, случилось что-то зловещее. Никогда до этого я не видела беззаботную, чувственную Кезаю в таком состоянии. Если бы она была молодой невинной девушкой, я бы подумала, что ее изнасиловали эти чудовища, нагрянувшие в Аббатство. Но Кезая не невинная девица. Для нее изнасилование — это, скорее, радостное событие.
Но здесь чувствовалось искреннее безудержное горе. Кезая страдала.
Стараясь успокоить ее, я попросила:
— Расскажи нам, Кези. Это поможет. Начни с самого начала и расскажи нам все.
Она повернулась ко мне, и я обняла ее. Лицо Кезаи исказила гримаса боли, ее большое, слегка располневшее тело дрожало.
— Я рассказала, — лепетала она, — я рассказала то, о чем никогда нельзя было говорить. Я сделала что-то ужасное. Удивляюсь, почему сам сатана не пришел еще, чтобы забрать меня.
— Начни с начала, — скомандовала Кейт. — Расскажи нам все. Ты несешь какую-то ерунду.
— Да, это поможет тебе, Кези, — убеждала я. — Наверно, не так все плохо, как ты думаешь.
— Это ужасно, госпожа Дамаск, я обречена. Ворота ада распахнулись…
— Не начинай опять, — нетерпеливо перебила Кейт. — Итак, что случилось? Этот человек послал за тобой, и ты охотно пошла. Ведь мы знаем — ты еле дождалась этого.
— О, это было еще раньше, госпожа Кейт. Задолго до этой ночи. Это было тогда, когда я нашла дверь в стене. Вот когда это началось.
Дверь в стене! Мы с Кейт переглянулись.
— Она была покрыта плющами, и никто не догадывался о ее существовании, но я нашла ее… и я прошла через нее. Я ступила на святую землю. Я должна была знать, что с тех пор я проклята…
— Не говори ерунды, — резко оборвала ее Кейт. — Если бы там не было двери, ты бы ее не нашла. Тебя нельзя винить за то, что ты открыла ее и вошла. Это так естественно.
— Но это не все, госпожа. Там я увидела его… он снял свою рясу и ничем не отличался от обычных людей — это был мужчина, и ничего больше. Он возился с растениями, сажал их, он был очень красив, это было сразу видно. Я наблюдала за ним, потом позвала, и, когда он увидел меня, он испугался. Он попросил меня побыстрее уйти. Потом он говорил, что подумал, будто дьявол послал меня для его искушения. Так оно и было. Дьявол искушал нас обоих.
— Продолжай, — возбужденно воскликнула Кейт, и вдруг я поняла, чем окончится рассказ Кезаи. Я ясно представила себе это. Брат Амброуз и искушающая его, чувственная Кезая.
— Я смотрела, как он работает, и сказала, что жаль, что такой красивый мужчина пропадает зря, а он только промолвил: «Изыди, сатана». Но я хитрая, я знала, что надо только подождать. Я ушла, но потом вернулась и увидела, что он ждет меня, а я уже ни о ком, кроме него, не могла думать и знала, что он тоже думает обо мне. Мы легли в высокую траву и делали то, что естественно для большинства мужчин и женщин, но меня очень сильно возбуждало то, что он монах. Думаю, и его тоже. Потом я пришла еще раз, но он не появился, потому что в келье, одетый во власяницу, на коленях молился перед крестом, прося об очищении. Так он говорил мне, но я не слушала. Я была уверена, что он придет и что он хочет этого, как и я. Так оно и продолжалось. Потом я почувствовала, что беременна. Я знаю, это случалось с другими и до меня. Но здесь произошло совсем другое. Ребенок был от монаха.
— Готова поклясться, что это случилось с тобой не впервые, — сказала Кейт с блестящими от возбуждения глазами.
— Это было в первый раз. Раньше, хотя я и беременела, но избавлялась от ребенка с помощью моей старой бабушки. Если бы это совершилось впервые, может быть, я действовала бы по-другому. Но это был ребенок… от монаха. Я испугалась. Поэтому я ничего не сказала… ни ему, ни кому другому, а через шесть месяцев, когда это уже стало заметно, я пошла к моей старой бабушке, в лес. Она умная женщина. Она знала, что делать. «Уже поздно, Кези, — сказала она. — Приди ты три месяца назад, я бы Помогла тебе. А теперь это опасно. Ты должна рожать». Я рассказала ей, что это монашеское семя, и она засмеялась, она смеялась так долго и так громко, что я почувствовала себя спокойнее. «Иди обратно в дом, — сказала она, — носи самые широкие нижние юбки. Потом им скажи, что твоя тетушка из Блэк Хита заболела и зовет тебя Ты поедешь к ней на некоторое время». Я сделала так, как она велела, собрала немного вещей в дорожный мешок и отправилась в путь с человеком, якобы посланным моей теткой. Но я спряталась у бабушки и жила в ее домике; никто не знал об этом; она придумала, что сделать, когда родится ребенок. Бабка послала за Амброузом, и он пришел к ней в дом, хотя жил в затворничестве и это было нарушением его обета. Ребенок должен был родиться примерно в Рождество. Амброуз не хотел этого делать, но моя бабушка сумела убедить его. Он считал ее дьяволом в юбке, ибо верил, что продал свою душу сатане. Она искушала его. «Это твое собственное дитя, — говорила она. — Плоть от плоти твоей. Тебе захочется иногда видеть его, наблюдать за ним». Она сидела у огня, покачиваясь, и гладила кошку. Когда мальчик родился, наступило Рождество. Ребенка надо было положить в ясли, чтобы все подумали, что это Святое Дитя. Бабушка сказала, что монахи воспитают его в Аббатстве и, может быть, когда-нибудь он станет аббатом. Они сделают из него образованного человека, и он будет совсем не похож на незаконнорожденного сына служанки. Таковы были наши планы, и в канун Рождества я пронесла моего мальчика через потайную дверь, Амброуз взял его и положил в ясли…
Мы с Кейт молчали, пораженные. Мы не могли поверить. Бруно — Святое Дитя, чье появление стало чудом, которое превратило аббатство Святого Бруно из прилагающего все усилия, чтобы выжить, в преуспевающе, — сын монаха и служанки! Все же, хотя мы открыто возражали против этой фантастической истории, мы знали, что это правда…
— Ты — порочное существо! — закричала Кейт. — Все это время ты обманывала нас… и весь мир.
Я думала, она ударит Кезаю. Она рассердилась; я знала, что ей невыносима даже мысль о том, что Бруно обыкновенный мальчик. Она глумилась над Святым Дитя, но все-таки хотела, чтобы он занимал особое положение, не смешиваясь с нами.
Кезая разрыдалась.
— Но сейчас я говорю правду, — сказала она. — И это самое порочное, что может быть. И теперь об этом знает весь мир.
— Кезая, — воскликнула я, — ты рассказала это… тому мужчине'.
Она раскачивалась взад-вперед, охваченная отчаянием.
— Госпожа, я не могла не рассказать. Он послал за мной, чтобы я пришла в тот дом, где в Аббатстве принимают странников. Меня провели в комнату, и он приказал мне раздеться и лечь на кровать. Я так и сделала, я ждала его, потому что думала, что…