— Ложная тревога! — крикнул он. — К нам едет дон Стипан!
Синий «фольксваген-пассат» настоятеля из Смилева, незавидная обязанность которого, в частности, состояла и в заботе о душах обитателей этой почти заброшенной деревушки, через пару минут остановился у них во дворе.
— Слава Иисусу и Марии! — приветствовал всех святой отец, выбираясь из машины.
— Во веки веков, — смиренно пробормотали Поскоки.
— Что нового, люди добрые?
— Да вот живем себе потихоньку, дон Стипан, — сказал Йозо.
Крешимир махнул рукой в сторону автомобиля священника и заметил:
— Как-то странно мотор звучит.
— Пожалуй, — согласился священник. — Я вот тоже на днях это заметил. Как будто его что-то душит.
— На первый взгляд, похоже, инжектор полетел.
— Ну, доброго тебе здоровья, взгляни-ка, что там, — сказал священник, протягивая Крешимиру ключи от машины, а потом обернулся и спросил про двоих связанных, стоящих на коленях: — А это кто такие?
— Бандиты, ваше преподобие, — отвечал ему глава семьи. — Явились содрать с нас деньги за электричество. Грабят народ. Если бы вы приехали на пять минут позже, живыми бы их не нашли.
— Нельзя, Йозо, грех это — людей убивать.
— Эх, да у тебя все грех.
— Это грех, Йозо. Смертный грех. Отпусти этих людей, даже если они тебя обидели, никогда больше так не сделают.
— Да сделают, Стипан мой, сделают, то и дело ко мне приезжают. Уже второй раз за тридцать лет требуют деньги за электричество. Не могу я больше такое терпеть.
— Господин Поскок, это какая-то ошибка. Даю вам слово, мы никогда больше к вам не приедем, — попробовал вмешаться в разговор Ненад из «Электродистрибуции», но на него никто не обратил внимания.
— Йозо, послушай меня, — сказал священник, осторожно приближаясь к хозяину дома. — По-христиански будет простить, — продолжил он, кладя руку на пистолет-пулемет и опуская ствол. — Освободи людей.
Йозо покрутил головой и, глядя на пленных, тяжело вздохнул.
— А вам повезло, — недовольно сказал он и повернулся к сыновьям: — Отведите их в подвал.
— Йозо, не надо. Отпусти людей, — снова сказал священник, уже умоляюще.
— Э, теперь и ты, так тебе все и подай, — сказал Йозо. — Я пощадил их жизни, как мы и договорились. И больше меня ни о чем не проси. Они мои пленные.
Дон Стипан остановился и несколько секунд укоризненно смотрел Йозо в глаза, но тот не уступал.
— Значит, не отпустишь?
— Не отпущу.
— Ну ладно, — сказал его преподобие.
— Может, поешь чего-нибудь? У нас осталась мамалыга с вишней.
— Да нет, спасибо, меня дома обед ждет, — сказал дон Стипан, осторожно садясь на стул в кухне.
— Не знаешь, что упускаешь, ну да ладно. Чем же мне тебя угостить? Хочешь пива, ракии, а может, тебе кофе сварить?
— Давай кофе и какого-нибудь сока, если есть.
— У меня есть все, что пожелаешь, друг мой. А что тебя вдруг к нам привело?
— Месса по твоей покойной жене, во второй четверг будет год, как она умерла.
— Ну и ну! — удивился Йозо. — Неужели прошло столько времени? А кто заплатил за мессу?
— Она сама, перед тем как умереть. Заплатила за заупокойные службы на десять лет вперед. «Знаю, мои и не вспомнят», — она так и сказала, и вот, не ошиблась. Твоя покойная жена была очень набожной.
— Должно быть так, раз ты говоришь, ты знал ее лучше, — сказал Йозо.
— Когда ей бывало тяжело, она всегда надеялась на доброго Бога.
— Ну, что поделаешь. Кто не ошибается?
Его преосвященство на мгновение замолчал, пытаясь сообразить, как следует понимать замечание Йозо, и разглядывая кухню, в которой Домагой готовил ему кофе. На полке над холодильником стоял календарь, открытый на февральской странице, хотя на дворе уже был апрель, а рядом с ним — заваливающаяся набок пыльная фотография в рамке: несколько мужчин в камуфляжной военной форме. В центре нетрудно было узнать Крешо Поскока, выглядевшего гораздо моложе, чем сейчас, он обнимал кого-то высокого, улыбающегося, с калашниковым на груди и в лихо заломленной фуражке. Когда священник увидел в раковине гору грязной, местами заплесневелой посуды, от отвращения у него скривилось лицо. Что-то желтое пригорело к плите, вся стена над которой была в разноцветных пятнах от многолетней готовки.
— Вот, отче, не хотят мыть посуду, — сказал Йозо, заметив, куда смотрит священник. И кивнул на Бранимира, который только что присоединился к ним за столом: — Тут как-то вот этой обезьяне лень было вымыть тарелку, так он ел из пепельницы.