Ждет свекровь дома невестку с речки, не дождется, то и дело выбегает на дорогу поглядеть: не возвращается ли? Обед не готов, а сын вот-вот должен вернуться. «Не случилось ли чего с нашей невесткой?» — подумала мать и послала за ней дочку. Побежала девушка к речке, видит: сидит невестка на берегу, волосы рвет, плачет, убивается.
— Ой, ниса![12] Что случилось! Почему ты плачешь? — испугалась девушка.
— «Если бы мой муж умер, разве я не заплакала бы?» — так спросила я у себя самой, и вот лью слезы, — рыдая ответила невестка.
— Ой-ой-ой! А если бы мой брат единственный умер, я разве не заплакала бы?! — воскликнула девушка, села на бережок и тоже заголосила.
А дома мать ждет не дождется. Нет ни той, что по воду пошла, ни той, кого вслед послали! И обед не готов, а сын вот-вот вернуться должен!.. Что делать матери? Посылать больше некого. Пошла сама на речку.
Как увидела она, что сидят невестка и дочка на берегу и обе навзрыд плачут, онемела от испуга.
— Что случилось, моя невестка? Что случилось, дочь моя? — наконец, собравшись с духом, спросила она.
И они рассказали ей то, о чем вы уже слышали...
— Бедные вы мои! Если бы это был мой единственный сын и если бы он умер, я точно так же плакала бы! — и, сказав так, мать зарыдала в полный голос.
Сидят все трое на берегу, волосы на себе рвут, причитают. А время уже к полудню. Съездил Машуко за сеном, вернулся, выпряг быков, хотел кнут в саклю занести, видит — дверь заперта… Нет никого дома, никто его не встречает, как всегда бывало…
«Погоню ка я быков на водопой, — думает Машуко, — а тем временем или жена, или мать вернется».
Погнал быков к речке, а там на берегу сидит вся его семья, слезами обливается.
— Что с вами? — встревожился Машуко. — Какая беда в нашем доме?
Рассказали они ему о том, что вы уже слышали. Крепко обиделся Машуко: как же так, живого его оплакивают?! А еще больше досада его взяла…
— Уйду я! — сказал он. — И не вернусь до тех пор, пока не встречу кого-нибудь глупее вас.
Схватил Машуко глиняный кувшин, выбил дно, протянул через него веревку, повесил через плечо и отправился в путь, покрикивая:
— Продаю дырявый кувшин!
Долго ли он шел, коротко ли, много ли позади оставил пройденных дорог, мало ли, только странствовал он уже семь дней.
Пришел он в один аул, стоявший, как него родное селение, на берегу реки. Неподалеку от этого аула был холм, а вокруг холма что-то делали люди. Было их великое множество, толпа целая… Повстречался Машуко на дороге старый пастух с отарой овец.
— Салам алейкум![13]
— Алейкум салам! — ответил пастух. — Будь нашим гостем!
— Не скажешь ли ты мне, почтенный, почему толкутся вокруг холма люди? Что там делается?
— Наш князь велел перетащить холм и поставить его рядом с аулом. С этого холма, говорит князь, удобно будет скликать народ.
Подивился про себя Машуко и этому князю и этим людям.
— Не осуди меня, добрый человек, не подумай: «Вот бездельник, сующий нос не в свои дела!» Но приказ вашего князя неразумный… Холм вы с места не сдвинете. Проще было бы вам переселиться к холму, если уж князю так хочется, чтоб холм рядом был.
— Твоя правда!. У нас это никому в голову не пришло, — обрадовался старик. Бросил отару, побежал к своим землякам.
А что же Машуко? Машуко дальше пошел, покрикивает:
— Продаю дырявый кувшин! Продаю дырявый кувшин!
Много ли шел, мало ли, а дошел до другого аула и увидел у крайней сакли женщину.
— Что продаешь, сынок? — спросила она.
— Кувшин. Его можно мыть со всех сторон.
— Ах! Это как раз то, что мне нужно! Сколько же он стоит?
— Много я не прошу. Дашь столько проса, сколько в него влезет.
— Пойдем, будь нашим гостем! Такой кувшин я не могу упустить!
Зазвала женщина Машуко в амбар и стала сыпать в кувшин просо. А кувшин Машуко держал над раскрытым мешком. Когда наполнил все мешки, какие у женщины нашлись, поставил в последнем кувшин, до краев наполненный зерном, и сказал:
— Вот теперь довольно!
— Заходи, пожалуйста, в дом! Я должна угостить человека за такую выгодную покупку.
Накормила она Машуко всем, что было у нее приготовлено для сына, поехавшего по дрова.
— Откуда ты? — спрашивает.
— Я с того света, — отвечает Машуко.
— На том свете моя единственная дочь, Сурат, не слышал ли ты о ней?
— О! — говорит Машуко. — Как же! Ведь мы с ней там соседи. Наши плетни сходятся… Теперь расскажу ей, что был вашим гостем…