— Ваши бы слова — да богу в уши! Изумительно! Я уже просто не могу дождаться. Нам бы так хотелось во втором подъезде!.. — Разговор переместился в коридор.
В комнате задержалась только одна Агнешка. Она смотрела на грязное пятно, которое так неожиданно обнаружилось под сорванным плакатом, и смешно морщила носик.
— Мне это не нравится, совсем не нравится, — заохала она голосом пани Леонтины и, как та, качая головой, а потом, прыснув, приложила палец к губам. — Подожди, мы сейчас все это прикроем. У тебя кнопки есть? — спросила она, помолчав.
— Откуда? Может, у Витека есть, я, кажется, у него видел.
— Сбегай попроси! Живо-быстро! — Агнешка сегодня была явно в ударе. Когда Михал принес десятка два кнопок, Агнешка уже разворачивала рулон каких-то бумаг.
— Это старые афиши со школьных вечеров. Тетя дала мне их, чтобы обертывать тетради, но зачем мне столько? Выбирай любой!
Они вместе отобрали несколько афиш. Над кроватью дяди нашла себе место убегающая вдаль обсаженная раскидистыми вербами полевая дорога. Михал выбрал себе веселый свадебный танец. Выглядело это на редкость пестро, но отвлекало внимание от грязных, в трещинах и пятнах стен.
— Изумительно! — восторгалась эффектом Агнешка и всплескивала руками ну точь-в-точь, как мать Витека, и они оба негромко, по-заговорщически, но весело смеялись.
Дядя, вернувшись домой поздно вечером, когда афиши играли всеми красками в ярком свете свисающей с потолка электрической лампочки, так и застыл у порога.
— Что это? Ты оклеил комнату обоями? — спрашивал он, щурясь и оглядывая стены, невольно отыскивая ставшую привычной за много дней надпись.
— А что, вам не нравится? Плохо получилось? — улыбнулся Михал, довольный растерянностью дяди.
— Хорошо… конечно, хорошо… — чуть смутившись ответил дядя, явно довольный.
Стемнело. Агнешка, Михал и Витек выскальзывают из дома и направляются на площадку для игр. Геня клюет носом и остается дома, не подозревая даже, какого развлечения он лишается. Уместились все. Даже Михал втиснулся. Покатались всласть! Ну и красота!
А когда пришла пора слезать, Агнешка с Витеком едва смогли вытащить Михала из креслица, не рассчитанного на таких солидных пассажиров.
Михал ворочался в постели и, несмотря на усталость, долго не мог заснуть. Завтра в это время он будет дома! Труднее всего ждать, когда остаются считанные часы… Дома без него соскучились. Михал это чувствует сердцем… Мама, наверно, еще не спит: последние дни перед праздниками столько всяких дел. Сейчас она, наверно, стирает… Малышня уже спит, но весь день, поди, только о нем и говорили. Вот бы им такую карусель показать! «Попрошу маму, чтобы она привезла их сюда, пока им не надо покупать билетов. Завтра же поговорю…»
«Зав-тра!.. Зав-тра!.. Зав-тра!..» — мерный перестук колес поезда уносит его во сне к желанной цели.
Глава XV
На следующий день Михал просыпается необычно рано. Дяди в комнате уже нет, но достаточно бросить взгляд на висящую над кроватью «луковицу», и сразу ясно: времени в запасе еще много. Однако Михалу не лежится. Он встает, одевается, но из комнаты не выходит: ему не хочется, чтобы его увидели, расспрашивали, а то и без расспросов догадались, что в такую рань согнало сон с его ресниц.
К отъезду у него все уже готово: небольшой узелок с бельем и кое-какие мелочи — в старой, видавшей виды сумке. Осталось только купить билет. Деньги на него он получил вчера. И вдобавок еще целых двести злотых дядя дал специально на подарок маме. «Пусть купит себе что-нибудь и пусть знает, что у нее есть брат, который о ней помнит», — так сказал дядя. Но Михал этих денег в руки маме не даст. Как бы не так! В доме сразу найдется сто прорех, и маме ничего не останется. Нет. Он сделает не так. Сам пойдет с мамой в магазин и попросит ее выбрать материал на летнее платье, будто бы для матери Витека. А когда деньги уже будут заплачены, скажет: «Это тебе, мама!»
Все было бы хорошо, если бы не отчим. Но Михал сразу, от самого порога, так себя поставит, что отчиму придется с ним считаться. Как-никак, а это дом его отца.
При одной мысли о нововведениях в доме или хозяйстве, осуществленных по воле этого человека, у Михала чуть не до боли сжимаются кулаки.
Он смотрит на часы. Если бы сейчас выбежать и вскочить в трамвай, идущий к вокзалу, можно бы еще успеть на утренний поезд. Но нет… не может он отплатить дяде черной неблагодарностью… ничего не поделаешь…
В квартире начинается движение. Кто-то проходит через комнату стариков. А вот и у Петровских уже, слышно, встали. Время готовить завтрак.