— Пораньше птиц встаем! — сказала громко Поля, побежала. И вспугнула еще двух птиц. И узнала их: — Жаворонки!
Пошла к соленому озеру, куда ее пока что не водили. Не хотелось тревожить жаворонков, но попробуй, угадай, где у них гнездо.
До воды было уже близко. Озерцо длинное, с тощим камышом у берегов. И тут Поля замерла.
Птицы в воде. Ноги красные, высокие, клювы длинные! Птицы делали шаг, другой и — носом в воду.
— Кулички! — сердце у Поли забилось. Да вот же они, совсем близко. И у них — завтрак.
Поля отходила от озера назад пятками. Во-первых, чтоб не спугнуть куличков, и чтобы посмотреть подольше.
Снова замерла. На горизонте огненная капля навернулась, как росинка.
— Вот она роса! — ужаснулась счастливая Поля: ей открылось что-то совершенно замечательное.
Она перестала дышать, не отводя глаз от набухающей огненной капли.
— Да это же солнце!
И в тот самый миг, когда она поняла, что видит восход, жаворонки, все жаворонки степи, сидя в траве, запели. И помчалась по небу ласточка, вереща от утренней радости. И полетели — в стороне, далеко, но друзей издали узнают — лебеди. Лебеди из страны влюбленных лебедей.
Поля закрыла глаза. Мгновение назад молчавшая степь превратилась в огромный, в необъятный оркестр. Стрекотали кузнечики, перепиливала струны саранча, сверчки дули в серебряные дудочки!
Поля шла, не открывая глаза. И пырх, пырх! Стайка воробьев. Но воробьи тоже изумили. Метнулись туда-сюда и сели на травинки. Травинки не ломались, не гнулись.
Запахло горячо, вкусно, будто что-то из печи достали. Покрутила головой — серебряная полянка полыни. Дотронулась до вершинок трав ладонями, и ладони теперь пахли — холодным, но пламенным солнцем. Уж такая это трава — полынь, холодная да пламенная.
Солнце оторвалось от земли, но не спешило в небо, и Поля догадалась: солнце позволяет посмотреть на себя, на свою красоту. Даже дух занялся.
У неё был ветерок в друзьях, но солнце, оказывается, тоже. Поля протянула руку — потрогать. Но это её потрогали. Солнце погладило лучами Полину ладонь. И сразу же поднялось, и тут уж отводи глаза, да поскорее.
Поля побежала домой. Ей так много открылось, тайного, прекрасного.
И в который раз за утро — обмерла. Перед нею в крошечных белых звёздочках — шар. Живой, зеленый, с фиолетово-сиреневыми веточками. Об этом растении она спрашивала бабушку. Перекати-поле. По дороге к морю таких шаров много. С мяч, с детский надувной круг для плаванья, но чтоб такой! Пригнувшись, Поля могла бы войти в этот шар.
Бабушка говорит, поздней осенью перекати-поля, гонимые ветром, катятся по степи, и степь словно бы сама плывёт.
Вот бы в этот шар, и покатиться, покатиться…
Прабабушка ждала Полю у задней калитки.
— Смотрела, как солнце встаёт?
— Бабушка-прабабушка! Его все ждут. И все, все ему радуются.
— Ты счастливая, девочка! — сказала Анна Порфирьевна. — Ты любишь солнце.
— Бабушка-прабабушка, а я теперь знаю, почему утро вечера мудренее.
ПРАБАБУШКИНЫ ЗВЕРИ
Бабушки сидели в тени ореха. Ветер дул из степи, тёплый, даже, пожалуй, горячий, но в тени было хорошо.
Скамейка удобная, со спинкой. Поля села рядом с Анной Порфирьевной, прикрыла глаза. Её тянуло в дрёму.
— Бабушка-прабабушка, от тебя мёдом пахнет, а от тебя, бабушка, пирогами.
— Чем же от меня может пахнуть, коли я пирогов напекла? Блинами да пирогами любая изба похваляется. На всю улицу слыхать, у кого нынче пироги.
— Бабушка-прабабушка, а почему у тебя винограда нет? — Поля даже глаза открыла: как она раньше об этом не подумала — у знаменитого виноградаря нет винограда?
— В советской стране, голубушка, люди жили для людей. Не о своём счастье пеклись, а о всенародном. Калинник мой так говаривал: «Я виноградники во всю степь насажал. Гроздь-другую уж как-нибудь пожалуют за труды. А заведи у себя десяток кустов — времени не останется на десяток гектаров».
— Бабушка-прабабушка! — сказала Поля. — А ведь нашего Калинника Иисус Христос взял бы в ученики.
— Господи, куда хватила!
— Взял бы! — согласилась с внучкой бабушка.
— Грех возвеличиваться? Грех! — укорила прабабушка бабушку. — Калинник стремился правдой жить, но бывало всяко. Один Бог знает, как мы душой своей распорядились.
И вдруг Поля увидела большого ежа, а за ежом хвостик в хвостик, будто шарики на ниточке, семенили три ёжика. Крошечных, чуть побольше спичечного коробка.
— Смотрите! Смотрите! — прошептала Поля.
— Матушка-ежиха привела ежат своих показать, — прабабушка улыбнулась, но уж так грустно. — Почуяла звериной своей душой, что я опять остаюсь одна.