- А чего делать-то? - переспросил он, не в силах сосредоточиться из-за шаловливых мыслей, блуждавших в голове.
Она же как будто не замечала его горящего взора.
- Если Илагабалус спасется из Башни Летучих Крыс, они с Заморяной смогут пожениться и спасти королевство от злой участи, уготованной ему колдуном. Жрецы и прорицатели указали на тебя как на единственного, кто может спасти его, если ты согласишься.
- Согласен! Согласен!
- Да, - вздохнула служанка, - принять такое решение не раздумывая может только кретин или герой. В Башню Летучих Крыс легко войти, но выйти живым стократ труднее. У нас есть только невнятные рассказы умирающих, выброшенных из окон башни на камни. Однако достоверно известно, что на самой вершине Башни Летучих Крыс обитает непобедимое Чудо-Занудо, и, не убив его, невозможно спасти Илагабалуса. Поможешь ли ты Заморморью в час нужды, о Гондон? И сделать это предстоит немедля, ибо, если до завтрашней зари Илагабалус не окажется на свободе, король Филобустрос завтра же вынужден будет отдать руку моей госпожи Сон-Амоку.
Рука принцессы мало интересовала Гондона, но, если она хотя бы походила на свою прислугу, игра стоила свеч. Правда, это было небезопасно, черт возьми. Он заколебался, но лишь на мгновение - инстинкт самосохранения у него, как у истинного варвара, отсутствовал начисто.
- Я сделаю это!
Служанка в первый раз улыбнулась Гондону. Она наклонилась и страстно поцеловала его.
- Благородный Гондон! - сказала она, уклоняясь тем не менее от его рук. - Теперь, когда королевство на краю гибели, нельзя терять ни минуты. Слушай же внимательно, ибо я могу помочь тебе советом...
Часом позже Гондон стоял перед Хмурыми Вратами крепости Сон-Амока. Он и сам хмурился, пытаясь вспомнить хоть один совет.
Долго ли, коротко ли, но Гондон, миновав печально известные Тринадцать Ступеней (сложенных из костей и черепов девственниц в возрасте не меньше семидесяти трех лет, что само по себе заслуживает отдельного рассказа), оказался у входа в Башню Летучих Крыс. Безрезультатно поискав молоток (голова его была занята мыслями о принцессиной служанке), он стукнул по двери кулачищем.
Молчание было ему ответом.
Он выхватил свой могучий топор и начал крушить дубовое полотно и стальные скобы. Неожиданно над дверью открылось потайное окошечко, из которого на него воззрился глаз Глотки.
- Что ты делаешь, кретин? Ты что, надписи не видишь?
- Какой такой надписи?
- У тебя под ногами, козел!
Гондон наклонил голову.
- Что здесь написано, "Добро пожаловать"? - удивился он.
- Нет, тупица. Надпись гласит: "Убирайся!" Вот и убирайся. - И Глотка захлопнул окошко, оставив варвара в полном недоумении. Гондон вымолвил что-то непечатное и возобновил приступ.
- Никого нет дома! - вновь появился Глотка.
- Так что ж ты сразу не сказал? - обиделся Гондон. Он двинулся было вниз по ступенькам, но остановился и вернулся к дверям. - А мне плевать, дома ты или нет. Я иду!
От следующего удара топора во все стороны брызнули щепки.
- Что ты себе позволяешь, дурак? - возопил Глотка. - Клянусь адами семнадцати различных миров, это уж слишком. Кто ты?
- Я это... того... Гондон из Трои, и если ты не уберешься с дороги, я и тебя в лапшу изрублю! - От очередного сокрушительного удара дверь рухнула, и Гондон ступил в башню. Глотка с криком удрал.
Ну что ж, троянец одолел мрачную лестницу Башни и оказался в помещении, которого любой здравомыслящий человек постарался бы избежать любой ценой - в логове Чуда-Зануда.
Знай же, о принц, что, хотя Чудо-Занудо давно уже исчезло с лица земли, его потомство живо: торговец, без устали восхвалявший мнимые достоинства завалящего раба, маг-недоучка, пытающийся убедить каждого в своем всесилии, или вот хоть твой министр финансов... Но Чудо-Занудо, о принц, превосходило их всех, вместе взятых, настолько же, насколько ваше сиятельство превосходят благородством нас, ничтожных смертных. Ибо эта давно сгинувшая тварь могла мусолить одну и ту же мысль без конца, пока самые могучие из могучих рыцарей не засыпали, становясь ее легкой добычей... покорно прошу извинить меня, о принц, ибо даже мысль об этом чудище заставляет меня зевать. Короче говоря, любой болван, имевший неосторожность попасть в эту берлогу, был обречен так же, как птичка, оцепеневшая под парализующим взглядом кобры. Вот там-то и очутился наш троянец.