— Присаживайся! Думаю, у тебя есть некоторые вопросы?
— Вы нашли волшебника?
— Нет, мы по-прежнему не знаем, кто тебя заколдовал.
— Тогда я не понимаю, как?
— Разве у тебя нет более простого объяснения?
— Ванька?! Не может быть, ему нравится совсем другая девочка!
— Какая? Он произносил её имя?
— Нет, но…, — Василиса осеклась, вспомнив, что Ванька никогда не говорил кто эта девочка, он лишь сказал, что хотел бы с ней потанцевать. Но тогда получается, что…
— Правильно, Василиса, именно это и получается. Ты нравишься Ивану. Наверное, он тебя даже очень любит, только ещё об этом не знает, иначе заклятие невозможно было бы разрушить. И любовь эта чистая и светлая, потому что, только настоящие чувства способны творить истинное волшебство.
— И что теперь?
— Ничего. У нас в школе бал. Думаю, праздник пойдет тебе на пользу. Я извещу твоего отца и бабушку, что у тебя всё в порядке. А ты пока отдохни, повеселись.
— Академик, простите, но для бала я одета несколько неподходящим образом.
— Ах, Василиса, прости — никудышная из меня фея-крёстная. Я, конечно, по тыквам не специалист, но бальное платье изготовить могу.
Василий Алабрысович Баюнов — почетный академик светлого отделения Лук-у-морского Колдовского Университета, полный кавалер ордена Золотого Феникса и директор Лук-у-Морской школы чудодейства и общественных наук — взмахнул рукой, и Василису против её воли крутануло в полный оборот вокруг своей оси. Когда безумные светляки перед глазами остановили свои дикие пляски, Василиса увидела на себе великолепное бальное платье.
— Знаешь, в том, чтобы быть чудодеем, есть своя прелесть. Приятно дарить людям радость. Ну беги, там бал уже начался.
— А, что мне сказать Ивану?
— Это тебе решать. Твой выбор — твои последствия. Желаю хорошо провести время.
Переполненная противоречивыми чувствами, Василиса выбежала из кабинета академика и направилась в центральный зал, откуда по всей школе разносилась громкая ритмичная музыка. Похоже, дискотека была в самом разгаре.
Проходя по анфиладе классных комнат, ведущей прямиком в главный зал, Василиса вдруг услышала знакомые голоса, которые приближались к ней с противоположной стороны. Не желая быть замеченной, она быстро юркнула за широкие оконные портьеры. Тяжелая бархатная ткань надежно укрыла её от посторонних взглядов.
— Говорю тебе, лягушка — это Кощеева и есть!
— Да с чего ты так решил? Ты что, лично видел превращение?
— Нет, лично я не видел — темно было. Но сам посуди: сначала поцелуй, потом «ба-бах!», потом академик, потом свет, потом Василиса.
— Ага, и ты волком прикинулся! Может она мимо шла.
— В пижаме?!!
— Может и в пижаме. Сейчас кто только в чём не ходит! Может пижама на ней с перепуга образовалась, как на тебе мех. Она же волшебница в конце концов.
— Она — волшебница. И, я тебе скажу, довольно неплохая волшебница. Но всё равно, слишком много подозрительных совпадений. Вот, например, где тогда лягушка, если Василиса — это не она?
— Ускакала. Поди теперь найди. За нее ещё отвечать придется. Кстати, Серый, если ты хоть кому-нибудь расскажешь, что я целовал лягушку!.. Ну ты понял.
— Ты что, друг, знаешь же — я могила! Хотя я все равно убежден, что лягушка — это…
— Серега, убежден и ладно, других убеждать не надо!
В этот момент послышалось сдавленное хихиканье, шуршание ткани и ровный перестук каблуков.
— Вот вы где! А мы вас повсюду ищем!
Василиса слегка выглянула из-за шторы и увидела Ябеду на пару с Несмеяной, стремительно приближающихся к мальчикам. Сегодня Ябеда переплюнула сама себя: на ней было ультракороткое бальное платье, больше похожее на балетную пачку, цвета «без пяти минут ещё живой крови». Чёрные чулки, длинные чёрные перчатки выше локтя и огромное чёрное перо в заколотых вверх золотых волосах завершали облик столь трагический и страшный, что Василиса с трудом сдержала подступивший смех. Несмеяна, напротив, с головы до ног была вся в белом, как несостоявшаяся невеста. Сама немного полненькая в невообразимом количестве кринолиновых юбок она напоминала громадное пирожное безе. В руках Несмеяна тащила поднос со стаканами.
— Мальчики, вы не в курсе, что здесь недавно было? Не успела я начать танцевать с этим, как его… неважно, как что-то стукнет, грохнет и свет везде вырубился, — голос Ябеды просто истекал неестественно елейным подтоном.