Крафтчек вытер фуражкой пот со лба.
— Иисус-Мария, я слышу крики чернокожих!
То были крики приморских ласточек. Позади солдат хлюпала морская вода и шепталась сама с собой, как в мирном деревенском пруду.
— Вперед, марш!
Они штурмовали ущелье среди скал.
— Идти цепью! — голос лейтенанта Креля, саксонца из Халле, перекликался с криком ласточек.
Станислаус видел, как следы его ног наполняются водой. Он оставлял за собой зеркальные следы. В маленьких лужицах отражалась утренняя заря. «Роллинг, прости меня! Может быть, мне придется убивать!»
Сквозь шум, поднятый ласточками, прозвучал отчетливый свист. Солдаты отряда Креля бросились на мокрый прибрежный песок. Их обстреливали.
«Помоги, Мария, чернокожие уже проснулись!»
Несколько минут они пролежали на песке.
— Встать, марш, марш!
Теперь не только свистели ружейные пули, но и рвались мины. Одна из лошадей встала на дыбы, рухнула, заржала, захрапела. Какой-то босниец крикнул: «Мама!»
«Пресвятая матерь, сжалься надо мной, ведь я отдал свой амулет за десять ока маслин. Это, может быть, и слишком дешево, но я не рассчитывал, что у чернокожих есть ружья!»
Они долго лежали, отыскивая глазами то горное гнездо, из которого их обстреливали. Итальянцы, которые до сих пор занимали эти острова в Эгейском море, участвуя в Великой германской войне, защищались. Не желают они больше воевать вместе с Германией. Но не желают они и уходить с островов, на которых война была для них терпимой.
Двое связных бросились в море. Пули летали вокруг них, как камешки играющих детей. Связные плыли к канонерской лодке.
— Быть наготове! Примкнуть штыки!
Станислаус содрогнулся. Примкнуть! Что за насмешка! Одно орудие убийства примыкают к другому. Он изо всех сил тянул заржавленный тесак, морской песок хрустел между ножнами и клинком. В одного из связных попала пуля. Он беззвучно исчез в розово-красном отблеске моря. Второй связной доплыл до канонерской лодки. Треск, сноп огня, осколки камней, удар молота с неба. Утренняя тишина была разорвана, крики приморских ласточек подавлены и предутренняя заря раздроблена на куски. Немецкий удар молота. Стреляла корабельная артиллерия. Из горного гнезда итальянцев сыпался поток щебня, и серые тучи смерти тянулись в море. Два, три, четыре… двадцать таких ударов молота, высоко, низко, снова глубже и на ту сторону, через остров, туда, где должен был находиться город… Затем тишина. Смерть перевела дыхание.
Уши Станислауса оглохли от пушечного грохота. Казалось, что ласточки беззвучно реют в воздухе. В горном гнезде подняли белый флаг. Солдаты роты Бетца кричали ура, ура и еще раз ура! Мощь их пушек победила.
Они заняли остров. Итальянцев взяли в плен. Их было немного. Их привели на корабли и спросили, что они предпочитают: «Дальнейшую службу в немецкой армии или плен?»
Большинство предпочло плен. Capitano, руководившего безнадежным сопротивлением итальянских солдат, не нашли, хотя остров был невелик. Прусским походным шагом можно было пересечь его в два-три дня.
Маленький город, белый, светящийся издали, построенный как гнездо ласточки на скалах, несколько деревень, несколько разбросанных хижин в фруктовых садах и на склонах гор, хижины пастухов с хлевами для скота, сложенными из скалистого бута, как и тысячу лет назад. В скалах острова имелись, однако, ущелья, тайники. Вход в них был не шире, чем лаз в лисью нору.
Корабли ушли. Эскадрон Бетца остался на острове. Командир дивизиона охотно оставил здесь этого ощетинившегося ротмистра, капитана и всезнайку. Пусть баварский пивовар использует свой опыт четырнадцатого — восемнадцатого годов здесь, на этом острове, и защищает его, как умеет, от выжидающих англичан. Сердце командира обратилось к острову, который носил звучное имя Санторин.
Эскадрон Бетца разместился. Пивовар — комендант острова вселился в белое здание магистрата маленького города.
Уже в первый день Бетц приказал стянуть все рыбачьи лодки острова и поставить их на прикол в гавани, почти что у своих ног.
Теперь не стало даже тощих маленьких рыбешек, и обитателя острова поняли, что пришли немцы.
28
Станислаус считает себя трупом, который несут окольными путями к могиле. Дух поэзии неожиданно овладел им, и его жизнь озарилась.
Время шло. В синем море белел остров. Небо было высокое. Солнце вставало утром из воды, объезжало лазурь небесного поля и вечером снова погружалось в воду. Война осталась где-то далеко. Станислаус и его товарищи не знали бы, что она еще существует, не будь капитана Бетца из Бамберга, лейтенанта Креля из Халле и серого ящика радистов. Они вновь и вновь напоминали людям о войне и о том, что стоят здесь на страже Германии.