Когда он добрался до первой горной вершины, внизу в гавани раздался сигнал тревоги. Станислаус был горд тем, что сигнал тревоги дан из-за него, и всей душой желал, чтобы Роллинг мог это услышать.
31
Станислаус узнает, что человеколюбие не остается без вознаграждения, он преображается в монаха и идет навстречу новым странствиям.
Пещера была просторная и сухая. В ней было ложе из лишайников. Станислаус отсиживался в пещере третий день. Угнетала темнота. Станислауса привел сюда пастух, которого он прозвал Авраамом. Пастух приходил к нему каждую ночь и три раза кричал совой, прежде чем спуститься к нему. Авраам приносил еду, приносил питье. Он зажигал лучину, так как они не могли объясняться, не видя друг друга.
В эскадроне прекратили дальнейшие поиски Станислауса. Считали, что он убежал с острова. Часовой из гавани донес, что не хватает одной лодки, той лодки, которая унесла Мельпо и capitano.
— Что будет со мной? — спросил Станислаус.
— Подождать, немного подождать! — Авраам показал отрезок времени руками. Он был длиною в десять сантиметров.
Станислаус размышлял и спал. Он мало ел, мало пил, много думал и снова спал. Он утратил чувство времени. Его часы остановились в тот вечер на море. Он все снова и снова продумывал свою жизнь до самой последней минуты. Он ни в чем не раскаивался и все еще был готов покончить с жизнью. Слишком мало мог он, одиночка, сделать для того, чтобы изгнать злодеяние из мира. Его усилия были напрасны.
Он услыхал царапанье у входа в пещеру. Покатился маленький камень. Авраам пришел? Неужели опять миновал день? Крика совы не слышно, но кто-то сюда топает. Неужели они его все-таки нашли? Снаружи, вероятно, солнце, ясный день? Не заметили ли они следов, которые вели к пещере? Он схватил карабин. Будешь стрелять? Нет, ты не будешь стрелять. Это, может быть, Крафтчек, или этот жалкий Цаудерер. Нет, ты не будешь стрелять. Станислаус отложил карабин в сторону. Теперь то, что должно произойти, вот-вот произойдет. Он снова схватил карабин. Ты гораздо больше цепляешься за жизнь, чем тебе кажется. В общем ты хвастун. А если это Вайсблат — ты и его застрелишь? Он снова отложил карабин в сторону. Он даже отбросил его. Он не хотел иметь возможности схватить его одним движением руки. Впереди кто-то зашептал. Он что-то схватил. Это были волосы девушки. Легкий вскрик.
— Станлаус! Станлаус!
Он отпустил ее. Ему стало стыдно. Это была Зосо.
Она стащила с него подбитые гвоздями сапоги и надела ему на ноги какую-то обувь. Она очень старалась.
— Fuyez! Fuyez![27] — бормотала она. Станислаус подумал о другой парочке влюбленных — во Франции. Расплачивались ли теперь с ним за его помощь? Может быть, все-таки стоит быть человеком и поступать по-человечески?
До берега моря было теперь недалеко, он увидел там часового и остановил Зосо. Зосо вырвалась от него. Неужели она так плохо видит? Он снова схватил ее. Часовой обернулся. Станислаус подумал о своем оружии. Оно осталось в пещере. Итак — конец!
Часовым был Вайсблат. Он тихо бранился:
— Где же вы были так долго?
Зосо увлекла их обоих за собой.
Они пришли к лодке. Там кто-то сидел. Они вошли в лодку.
В лодке сидела Мельпо. Она молча кивнула и оттолкнулась от берега. Девушки не пустили мужчин на весла. Двое мужчин, две девушки, звездное небо и море. Ни слова — только удары весел. Никто не видел лица другого. Каждый видел лишь очертания.
Звезды исчезли. Море посерело. Наступило утро. Море стало голубым, по волнам запрыгали блестки. Лодка приближалась к острову, который полночи лежал перед ними темным, тяжелым и угрожающим.
Девушки устали, но продолжали грести. Маленькая темно-коричневая рука Мельпо указала на берег. Зосо растолкала уснувшего Вайсблата.
Мужчины вышли. Девушки остались на веслах. Зосо достала из кармана письмо. Ее платье имело много узких карманов. Она дала Станислаусу письмо и показала на белый дом высоко в скалах. Мужчины посмотрели вверх.
— Что-нибудь поэтическое, — сказал Вайсблат и нервно провел по волосам.
Когда они обернулись, лодка с девушками уходила в море.
— Au revoir![28] — закричал Вайсблат. Станислаус кивал и плакал.
Девушки приподнялись на скамейках, склонились и снова сели. Ни взгляда, ни улыбки.
— Мельпо, Мельпо! — закричал Станислаус. Мельпо опустила голову еще ниже. Казалось, она хотела толкнуть лодку в море одним рывком своих маленьких загорелых ручек.
Тремя днями позже два монаха прошли через ворота православного монастыря, расположенного на острове, названия которого они не знали. Монастырь был белым зданием в скалах. Своего рода произведение искусства — не здание, но и не скала. Монахи оглядели себя и улыбнулись. Казалось, они смеются друг над другом. Еще некоторое время они поднимались в гору, как вдруг один из них остановился, толкнул другого и показал на что-то, видневшееся далеко в море.