Кто-то тряс его за плечо:
— Молодой человек, молодой человек!
Станислаус пнул его ногой, чтоб не тряс. Яркий, режущий свет. Станислаус опять закрыл глаза. И почувствовал, что кто-то склонился над ним.
— Он непьяный! — Опять как будто автомобильная сирена завыла.
Станислауса подняли на ноги.
— Вы что, спятили, руку мне ломаете!
Ясно одно: из придорожной канавы его тащат в машину.
— Он весь в грязи, — произнес мужской голос.
— Нет, это шоколад.
Станислаус попытался ощупать карман пиджака. Но правая рука не слушалась.
31
Станислаус изучает жития святых и дивится божественному браку монашки Винеты.
Все истории болезней в палате были уже рассказаны. Только Станислаус молчал.
— Ты что, угодил рукой в тестомесилку?
— Нет.
— Как же можно сломать руку, если возишься с мягким тестом?
Станислаус молчал. Монашка в широком, длинном одеянии, словно какое-то лишенное ног существо, проплывала мимо его кровати и улыбалась.
— Сестрица, нет ли у вас чего-нибудь почитать?
Монахиня кивнула. И принесла ему книги. То были благочестивые книги с крестами на обложках и золотыми буквами на корешках: «Жития католических святых». Станислаус листал их левой рукой, надеясь ощутить запах цветущего шиповника.
Что же случилось? Станислаус рассорился с Господом, и этот Дух Божий, что носился над водою, доказал, кто из них сильнее, и сломал руку своему сопернику — человеку. Вот вам пожалуйста, куда годится такой богоборец? «Смирение, смирение!» Станислаус вспомнил голос пастора.
Станислаус смотрел, как порхали по палате монашки. Ноги их были скрыты от глаз и потому никак не могли быть отягощены грехами. Один только стон или вздох, и вот уже ангел в черном монашеском одеянии и с белым чепцом на голове стоит у твоей кровати:
— Что с вами?
Станислаус неоднократно вздыхал просто из озорства. До чего же красиво плывет к нему эта юная монашка Винета!
— Может, вы не выспались, господин Бюднер?
Она щупала ему пульс. Рука у нее была белая, словно восковая. Неземная рука.
Из пекарни никто не приходил навестить Станислауса. Да и кому приходить? Уж не хозяину ли, чтобы своими разговорами влить еще яду ему в душу? Разве можно ждать, что хозяин станет заботиться о каком-то временном работнике?
Станислаус немало часов проводил, читая жития святых. И приходил к выводу, что у святых тоже все происходило по-разному: некоторые были святыми уже с детства. Может, и ему следовало остаться при своем чудодействе, чтобы хоть на этом пути чего-то достичь? С его нынешней профессией он мало что мог сделать для человечества. Разве что закармливать людей хлебом и булочками. А святые закармливали людские души благородством. Весь верующий мир благодарно лежал у их ног и славил их еще долго после смерти.
Были и другие святые, которые непрестанно грешили, и притом не без известной ловкости. Они так вели себя, покуда на них не снисходила благодать.
Вот, к примеру, занимательная история святого Конрада. Он был другом и наперсником всех шлюх римского предместья и не стыдился делить со своими подружками заработанные ими денежки. Потом Господь просветил его. Конрад начал ткать ковры, прекрасные ковры во славу Господа для алтарей аристократических храмов. Шлюхи навещали его, помогали ему ткать и больше уже не грешили.
Вот этот святой был по вкусу Станислаусу. Может, и ему следует облагородить свое ремесло и начать печь облатки? Он мог бы заставить обращенную Миа упаковывать этот святой товар и рассылать во все церкви мира.
Туча мыслей, нагромождение мыслей. Святым нельзя бездействовать. Но рука Станислауса была в гипсе и напоминала поверженную белую колонну.
На соседней кровати лежал столяр с раздробленной ногой. Когда время для него тянулось слишком медленно, он свистел. Он знал множество песен и песенок и намеревался на больничной койке научиться свистеть на два голоса. Но ему никак не удавалось сложить губы в две дудочки.
— До чего ж несовершенное создание человек! — вздыхал он. — Любой орга́н свистит на три, а то и на четыре голоса.
Станислаус утешал его:
— Но зато ты умеешь писать.
— Ты со мной говоришь?
— Ну конечно!
— А я уж думал, ты такая важная птица, что со всяким сбродом и говорить не станешь.
— Да что ты! — сказал Станислаус. — А ты не знаешь, как можно выяснить, живет ли человек там, где жил?
— Я сразу подумал, что ты ученый, разговор издалека начинаешь.
Станислаус промолчал до вечера. Он вновь взялся за святых и радовался приходу сестры Винеты. Как, у нее на правой руке обручальное кольцо? Ему совсем не хотелось, чтобы это нежное существо оказалось замужем. Он позавидовал мужу сестры Винеты.
— Я тебя днем случайно не обидел? — спросил его столяр с соседней кровати.
— Обиды надо прощать, — ответил Станислаус, не отрываясь от святой книги.
— Ты что, праведник?
— Я вхож в дома праведников.
— Ты хочешь найти чей-то адрес?
— Речь идет об одном человеке, у которого только пол-уха.
— И ты хочешь знать, живет ли он там, где жил?
— Нет, я только очень хотел бы знать, есть ли у него еще племянница, которая у него была?
— Так прямо и спрашивай про племянницу.
Столяр разъяснил Станислаусу, что он должен написать в адресный стол в Вильгельмстале и не забыть послать одну марку на почтовые расходы.
— Никто на свете не разберет, что я накорябаю левой рукой.
— Попроси сестру. Она напишет тебе письмо со штемпелем больницы.
— Сестра Винета святая, а письмо будет к, можно сказать, нечестивой племяннице этого самого дяди.
— Святая? Она так посматривает на мой член, когда поправляет мне постель!
— Не смей так говорить об этой благочестивой женщине!
— Я вижу то, что вижу!
Опять они долго молчали. И только вечером следующего дня столяр продолжил разговор:
— В конце концов, я вчера оскорбил тебя в твоих лучших чувствах.
— Обиды надо прощать, — опять вздохнул Станислаус.
Столяр нажал на кнопку ночного звонка. Явилась сестра.
— Бюднеру надо срочно написать письмо. Его дяде оттяпали пол-уха.
Сестра Винета принесла письменные принадлежности. Ее восковая рука выводила красивые строчки на бумаге с больничным штампом. Станислаус и сам бы не отказался получить красиво написанное письмо от сестры Винеты. Старый знакомец, шутик, вылез из-под одеяла.
— Хорошо вашему мужу, — сказал Станислаус. Брови сестры Винеты дрогнули. Станислаус опять попал под влияние шутика. — Повезло же вашему мужу, это же счастье — иметь жену с таким красивым почерком!
Сестра Винета поджала губы. Она положила письмо на одеяло Станислауса и выплыла из палаты. Тихонько насвистывавший столяр прервал свой концерт:
— Да ты совсем еще щенок. Она такая же замужняя, как привидение какое-нибудь.
— А кольцо?
— Ты что, не знаешь, что она обручена с самим Иисусом Христом? Он же супруг и жених всех монашек. Вам что, в школе этого не рассказывали?
Станислаусу стало стыдно:
— Выходит, я ее прогнал?
— Ну разве что за дверь, а за дверью она небось хихикает.
— И слушать не хочу, что ты мелешь о святой женщине, я тебе уже сказал.
— А я тебе уже сказал: я вижу то, что вижу.
Спустя неделю на имя Станислауса пришло официальное письмо из Вильгельмсталя. Станислаус вскрыл его зубами.
Две неполных строчки: «Поименованное лицо выбыло, местонахождение его неизвестно». Печать и подпись.
Буря мыслей на какое-то время улеглась. Безветрие разочарования разрасталось в нем. Столяр, видя это, преисполнился сочувствия.
— Как бы там ни было, — заговорил он, — может, я не в свое дело суюсь, но только нашел ты ее, эту племянницу?
— Нет, она, наверно — бог даст! — сама отправилась искать меня.
— А ты дай объявление в газете, что ты здесь.