Мальчишка и сам не заметил, как рассмеялся, пред-ставив себе это зрелище, и тут же обернулся и увидел дряхлого старика. Г оды так сгорбили его, что казалось, будто он нагнулся, чтобы запустить палкой в зайца. Кайгысыз посчитал неприличным убегать от старшего и, когда старик подошел поближе, учтиво поклонился ему.
Резкие, будто вырезанные морщины на маленьком, серо-желтом, как скорлупка грецкого ореха, лице старика стали еще глубже, когда он прищурился, чтобы разглядеть мальчика.
— Кто ты? — спросил он.
— Я — Кайгысыз…
— А… сын Теч-сердара?
Кряхтя и охая, старик сошел с запруды.
— Здоров ли, верблюжонок мой? Все ли благополучно? — он ощупал посохом землю и уселся рядом с мальчишкой. — Почему без стада? Что делаешь?
Кайгысыз хотел было рассказать, что старший его отпустил по делу, да вот случилась ссора с толстогубым… Он прикрыл рот рукой и коротко объяснил:
— Мы играли. Я устал и сел отдохнуть.
— Хорошо, верблюжонок мой, очень хорошо! А сколько тебе лет? Ты, кажется, родился в ту дождливую весну? — старик стал загибать пальцы. — Пять… Девять… Сейчас тебе, хан мой, десять лет.
— Верно! И брат Гельды попрекает меня этим.
— Пропади он пропадом, твой Гельды! Если бы он был твоим настоящим братом, разве ты стал бы таким тощим? Не похож на твоего отца. Да и все остальные твои братья — тоже хороши! Конечно, и от рослого верблюда-инера может родиться ублюдок, но не каждый же раз! А твой самый старший брат Агаджан-сердар— как мог уехать в Мерв и оставить тебя у такого поганца?
Не желая слушать, как поносят его братьев, мальчишка перевел разговор на другое:
— Я и мать свою не знаю, Нобат-ага. И отца еле помню… Как во сне.
Нобат-ага хотел было сказать, что мать Кайгысыза была афганской девушкой, ее прислали Теч-сердару из Герата в подарок, но подумал, что лучше ребенку не знать об этом. И вслух сказал по-другому:
— Твоя мать, хан мой, была статная, красивая женщина. Она умерла, когда тебе не было и года. Отец вскоре скончался. Ты, верно, и не знаешь, что у отца, кроме звания — сердар, было и свое имя?
— Брат Гельды не называет его по имени.
— Провалиться бы этому Гельды! Поговорим о нем после. Твоего отца, хан мой, звали Теч-сердаром. А звания — сердар заслуживает не всякий.
— Это так?
— Конечно.
— Мой отец его купил?
— Честь и достоинство — не кишмиш: на базаре не купишь! Звание сердар, хан мой, зарабатывают мудростью, мужеством и саблей.
— Саблей?
— Это имя нельзя заслужить, не подставляя грудь смерти.
— Значит, папа был храбрый?
Кайгысыз вспомнил о толстогубом: если отец был таким смелым, почему же я должен терпеть обиду? Он даже не слышал, что ему ответил старик, который и не искал особого внимания. Был бы человек рядом. И он с чувством повторил:
— Ты еще многого не знаешь, хан мой.
— А что такое честь и месть? — вдруг спросил мальчишка.
Старик ответил поговоркой.
— Пусть пропадет моя вера, но не погибнет честь, — так говорят туркмены.
— Тогда я… — сказал Кайгысыз и запнулся. Он постеснялся сказать: «Набью морду толстогубому».
— О чем ты? — спросил старик.
— Я ничего, Нобат-ага.
— Тогда послушай меня… — Старик кряхтя уселся поудобнее. — Дни и месяцы мои на этом свете приходят к концу, невеликой осталась моя доля соли. И есть такое, о чем тебе никто не расскажет, кроме меня. Уходя во второй мир, выполню свой долг…
— А где он, второй мир?
Старик невесело рассмеялся, ткнул посохом в землю.
— Вот тут.
Мальчишке показалось, что старик имеет в виду запруду, и он спросил:
— Хочешь стать мельником?
Старик засмеялся повеселее.
— Тот мир, верблюжонок, — могила. Одной ногой я стою на ее краю.
— Могила — это на кладбище?
— Вот, вот…
— Что-ж там хорошего? Там очень тихо.
— Никто не уходит туда по своей воле,
— Кто же тебя туда посылает?
— Смерть.
— Смерть?
— Смерть, верблюжонок. Наш последний попутчик.
— Если она уводит на кладбище, ни за что не пойду с ней по своей воле, — задумчиво, как взрослый, сказал Кайгысыз.
— И я по своей воле не пойду.
— Вот это верно, Нобат-ага! Живи всегда на этом свете!
— Молодец! Мудро рассудил.
— Нобат-ага, ты говорил о каком-то долге… что выполнишь его. Что это такое?
— Я должен рассказать тебе о Теч-сердаре. Твой отец был человек необыкновенный,
— Какой это — необыкновенный?
— Когда он стал юношей, наш аул кочевал возле Мерва. Ему показалось скучно там, и он один откочевал в Серахс.