Из всех муз, Клио – муза истории – самая вредная. Выражается это в том, что все вехи истории явно несут на себе следы сарказма и издевки своей божественной покровительницы. Возьмите вот, к примеру, Давидово Городище. Город, как известно, начался именно здесь. Несомненно, царь Давид рассудил разумно, выбрав именно это место, ведь сюда, в низину, было много легче провести примитивный водопровод тех дней. Это теперь римские технологии позволяют аккуратно использовать мельчайший уклон, но не так было при Давиде, когда никто даже толком не знал, что такое геометрия, вот и поселились внизу. Потом город потянулся вверх, к свету, и именно там Соломон, сын Давида, построил Храм, тем самым существенно подвинув центр Города. Потом, уже после вавилонского плена, различные правители пытались изменить и перестроить город, возводя стены то здесь, то там. При этом, Давидово Городище порой оказывалось за стенами города. При нашествии Антиоха Эпифана, это сыграло с иудеями злую шутку, столь типичную для злокозненной Клио. Именно там Антиох обнаружил старый египетский форт, восстановил и укрепил его и долго еще держал в страхе Город, периодически устраивая набеги на наиболее богатые районы, отдавая предпочтение Храму. Мне ли это не знать, ведь я тогда служил Эпифану. Как бы то ни было, но еще задолго до того как Маккаба с братьями взялись за мечи, все Давидово Городище превратилось в рассадник эллинизма. Кроме немногочисленных греко-сирийцев, здесь предпочитали селиться эллинствующие иудеи, сторонники про-сирийских первосвященников, да будет прокляты их греческие имена. Даже в наши дни Давид, да святится имя его, наверное переворачивается в могиле, когда иерусалимцы презрительно именуют местных жителей "свиноедами", хотя теперь те такие же иудеи, как и обитатели холмов.
Снег продолжал падать при полном безветрии и мне было совсем не холодно в своем теплом плаще из козьей шерсти. Наверно поэтому я решил посидеть на бревне около Мусорных ворот. Я сидел лицом к ущелью и Давидово Городище раскинулось передо мной как на ладони со своими развалинами сирийской Хакры, посеребренными снегом плоскими крышами домов и полуразрушенными дворцами прежних первосвященников, которые уже некому было восстанавливать и в которых селились бездомные нищие. Повернувшись вполоборота, я мог видеть верхушки крыш Храма, черепицу на которых уже давно следовало обновить. Как всегда, когда мне выпадает минута покоя, а это, хвала Всевышнему, случается не слишком часто, я задумываюсь. Когда тебе перевалило на шестой десяток, то всегда найдется о чем подумать, не так ли? Иногда я спрашиваю себя: кто я? Зачем прожил эту долгую жизнь? И хотя умирать я еще не собираюсь, но за спиной я уже оставил много больше лет, чем надеюсь еще прожить. А ведь я не всегда жил в Иудее, хотя я живу здесь уже не один десяток лет и меня все считают иудеем, да я и сам так считаю. Но так далеко назад мне заглядывать не хотелось. Все это уже давно принадлежит истории, скоро и я буду ей принадлежать, а связываться раньше времени с Клио, зная ее непредсказуемый характер, мне совсем не хотелось. Поэтому я поспешно поднялся и направился вниз по склону. По случаю холодного утра, прохожих было мало, и я быстро дошел до южной окраины, бережно прижимая к себе свой длинный сверток, завернутый в холстину. Мой путь привел меня к неприметному дому в самом низу оврага, на котором заканчивалось Городище и начинались возделанные террасы, уже заваленные снегом. В дом вела некрашенная дверь, прямо на косяке которой были вырезаны слова Книги – обитатели дома слыли вольнодумцами и не признавали мезуз. Пройдя без стука через незапертую дверь, я пересек дворик и вошел в большую комнату, служившую обитателям дома и кухней и столовой. Очаг, хоть и горевший ярко по случаю холодов, все же не освещал краев довольно большого помещения.