Что именно там происходило, Публию видно не было, но он, уже не дожидаясь распоряжений Никандра, приказал сгружать скорпиона и сам первым взялся за станину. Прошло еще несколько минут, а может и часов, шум впереди не смолкал, но облако пыли скрывало от инженера происходящее впереди. Внезапно, из пыли выбежал слон и паническим галопом понесся назад, задев одну из инженерных повозок, но, к счастью, не разбив, на этот раз, стреломет. За ним проскакали три лошади без седоков. И тут раздались крики сзади. Публий по-прежнему не видел ничего ни впереди, ни сзади и растерянно смотрел по сторонам. Это его и спасло от дротика, который пролетел мимо, надорвав своим наконечником тунику инженера и воткнулся в живот его помощника, пробив кожаный нагрудник. Тот упал на колени, не произнося ни звука и лишь ошеломленно разглядывая длинное древко. Его изумление прервала стрела, вознившаяся в незащищенное горло. Теперь дротики и стрелы летели с обоих склонов, а крики сражающихся раздавались сквозь пыль с обеих сторон.
– Сюда, ко мне! Построиться! – закричал Никандр
Вокруг него начали выстраиваться пешие, прикрываясь щитами.
– Копья опустить! Скорпион к бою!
Последний приказ вывел Публия из ступора и он присел за станину стреломета, сообразив, что это хоть какое-то, но укрытие. Стрелы продолжали лететь, раненые падать, но Никандру удалось построить подобие "черепахи". Их низко опущенные копья смотрели вперед, игнорируя то, что происходило за спиной.
– Ну же, ну же! – шептал сириец.
Казалось, он умолял то таинственное и страшное, что таилось в пыли перед ним, проявиться, однако, при этом он, почему-то, все время поглядывал назад. Страшное, все же, пришло спереди. Из пылевого облака неестественно быстро возникли вначале длинные копья, а затем и люди несущие их. Нет, они не шли, они, казалось, мчались вперед в неистовом, стремительном порыве. Большинство было вооружено копьями, но у некоторых Публий с ужасом увидел обоюдоострые секиры, ужасные в ближнем бою. Сирийцы, привыкшие к неспешному движению фаланги, оторопели от стремительного бегущей на них смерти, и некоторые из них растерянно опустили копья. Но эфессец не растерялся.
– Скорпион! – заорал он.
… И Публий его понял. Скорее машинально, чем сознательно он рванул рычаг и огромная стрела понеслась вперед. Страшная в своем неудержимом полете, она пронзила двоих и бросила их назад, сбив с ног еще двух или трех. Вероятно, это смутило иудейских воинов, потому что смертоносная лава запнулась, замедлила свой стремительный бег, и этим не замедлил воспользоваться Никандр.
– Вперед! – заорал он – Копья вниз! Строя не держать!
Последняя команда была в новинку сирийцам, но рявкающий голос командира сделал свое дело, и они понеслись навстречу атакующим почти так же стремительно как и те, увлекая за собой Публия. Дальнейшее он помнил смутно, запомнились лишь отдельные эпизоды, отрывочные или даже статические, как лица на стенах в храме Птаха в Мемфисе. Вроде бы они куда-то бегут, вроде бы вокруг падают люди, упал с рассеченной головой второй возница, сандалии инженера скользят в лужах крови, и что-то очень неприятное задевает его легионерский шлем. Вот бородатый иудей колотит огромной дубиной упавшего гоплита и никак не может его добить, мешают добротные доспехи. Вот двое прижали еще одного гоплита копьями к сосне, копья не могут прибить прочный панцирь, но появляется третье копье, ищет щель в доспехах, наконец находит ее и прикалывает беднягу к дереву. Вот хмурый иудей деловито режет горло бессильно повисшему в его объятьях Антипатру, а лицо у иудея такое сосредоточенное, как будто он забивает барашка. Вот Никандр отбивается сразу от трех, сражает одного и отступает, а его никто не преследует.