– Он сравнивал холмы с землей на своем пути – задумчиво, как будто что-то вспоминая, сказал Иуда.
– И на выровненном пути можно проложить широкую. ровную дорогу, и это очень хорошо – Симон говорил тяжело, с трудом выдавливая слова – Ну, а если на пути попадется город. то можно и город снести.
Все, не исключая Публия, с ужасом посмотрели на него. Он посмотрел на них с грустной улыбкой и спросил:
– Вы что, действительно думали, что стены Иерихона пали от звуков труб?
Публий слышал эту историю от Симона и не удивился, когда Элеазар вскричал:
– Но ведь сказано, что вострубили в трубы, и стена города рухнула?
– Правильно сказано, да только неправильно понято. Не путай "тогда, как…" с "потому, что…"
– Ты хочешь сказать…?
– Я хочу сказать, что Ковчег – это еще и оружие! Страшное оружие!
Он произнес это так, что Публию стало жутко, и, похоже, не только ему. В расщелине наступила такая тишина, что они услышали поступь диких коз на скале над ними. Помолчав, Симон продолжил:
– … И именно поэтому он здесь.
И опять первым не выдержал Элеазар:
– Не понимаю! Мы же можем сокрушить любую армию. Что нам теперь слоны Антиоха! Да что нам все слоны Ойкумены!
Симон повторил как эхо:
– Вот именно поэтому он здесь… Нам даже пришлось отдать на поругание соломонов Храм и пережить вавилонское рабство, потому что на другой чаше весов была гибель мира. И из Храма Ковчег исчез не перед вавилонским нашествием, а много раньше. И не от Навуходоносора его прятали, а от тех из нас, кто еще не был готов…
Публий слышал это "не готов" уже не в первый раз, но теперь выяснялось, что не он один был не готов.
– Не готов к чему? – подал голос Йонатан.
– К тому, чтобы использовать страшную силу Ковчега исключительно на благо – обычно невозмутимый Симон вскочил на ноги и сейчас почти кричал свистящим, прерывающимся шепотом – Но что есть "благо"? Для одного это надел для каждого землепашца, кусок хлеба, Храм, наши обычаи и законы. А для другого… ?
Он сделал паузу. Все неотрывно смотрели на него и, казалось, забывали дышать. Публий судорожно втянул в себя воздух.
– А для другого – продолжал Симон, вбивая слова как гвозди – Это уничтожение еще одного города, потом – еще одного. А что потом? Выжженные поля, мертвые города и богоподобные победители на развалинах? Ах, как трудно от этого удержаться. Не всегда это удавалось Давиду, и не всегда Соломону, но все же они удержались на грани, не преступили ее. А другие? Неужели, Апфус, ты не понимаешь, для чего были нужны коэны? Как ты думаешь, почему лишь Великий Коэн, да и то лишь раз в году, мог поднимать "капорет"? К счастью, тогда еще нельзя было стать Первосвященником за золото или в результате интриг. Да мне плевать, что Менелай не потомок Аарона, а вот то, что его назначил проклятый Базилевс, это не дает мне покоя, это жжет мне грудь. А теперь представь нашего Менелая властителем Ковчега? Представил? Представил?
– Хорошо – начал молчавший до сих пор Иуда – Менелаю мы Ковчег не отдадим. А нам? Нам ты доверяешь? С ним мы могли бы не только освободить Иудею, но и завоевать весь мир. Ты доверил бы Ковчег мне?
И снова все смотрели на Симона. Что он ответит? Ждал порывистый и нетерпеливый Элеазар-Аваран, ждал властный Йонатан-Апфус, ждал порою яростный, а теперь неестественно спокойный Иуда-Маккаба, ждал тихий Йоханан-Гаддис. Ждал и Публий.
– Я не доверил бы его и самому себе – тихо сказал Симон – Но тебе я доверяю. Ты его возьмешь?
Теперь все смотрели на Иуду. О чем он думал? Об армиях, которые он мог бы сокрушить бледно-оранжевыми молниями? О стенах Аскалона и Птолемаиды, проседающих, расплавленных, неистовым огнем? Об иудейском флоте, штурмующем стены Александрии, Афин, Помпеии? Или же, он думал совсем о другом? Иуда улыбнулся и сказал:
– Мне не надо завоевывать этот несчастный мир. Он и так принадлежит мне… Я не возьму!
Симон обвел глазами братьев:
– Может быть кто-нибудь из вас хочет…?
Элеазар отвел глаза и отрицательно покачал головой, Йоханан спокойно улыбнулся, а властный Йонатан тихо сказал: "Нет". Тогда Симон повернулся к Публию:
– А ты?
Теперь все маккавеи смотрели на него. И, твердо смотря в глаза Симону, Публий ответил:
– Я, пожалуй, предпочту строить баллисты.
Йонатан с сомнением проворчал:
– Ты ему веришь, Тасси?
– Нет, конечно – сказал Симон – Но ты не беспокойся: мы его утопим в море на обратном пути.
Глядя на испуганное лицо Публия, маккавеи дружно захохотали, и это разрядило мрачную обстановку. На обратном пути к Мицпе, он слышал, как Элеазар спросил у Иуды: