– Кто-то нам здорово помог напав на врагов с тыла – Йонатан внимательно смотрел на Публия – Не твоя ли работа?
– Наша! – ответил тот, показывая на воинов своего поредевшего отряда.
– Нам надо поговорить с глазу на глаз – сейчас в голосе Йонатана звучало смущение.
В шатре, в который они вошли, не было ни людей, ни мебели, лишь на полу лежала облезлая медвежья шкура.
– Сам не знаю, почему Тасси просил меня поговорить с тобой – казалась, Йонатану трудно подбирать слова – А ведь это он должен был бы вести этот разговор, но придется мне…
Он снова посмотрел на Публия, как будто не решаясь продолжить. Нерешительность обычно властного маккавея сделал его лицо мягким и таким растерянным, что Публий едва сдержал улыбку.
– Ты сражаешься за Иудею уже не первый год – наконец начал тот – И сражаешься храбро. Мы очень многим тебе обязаны, и за Бейт-Цур, и за Явниэль, и за Бейт Закарию. Ты даже не еврей, конечно, но я знаю немногих евреев, что могли бы с тобой сравниться… Вот только…
Публий ждал. Больше всего ему хотелось сказать: "Хватит уже, говори, что хотел", но он боялся обидеть Йонатана.
– Ты понимаешь – мямлил тот – До сих пор это была победоносная война. Было трудно и страшно и больно, но мы побеждали. Но теперь на нас идет сила, с которой мы не в состоянии справиться в открытом бою. И теперь это будет иная война. Думаю, теперь это будет война обороняющихся, война прячущихся и война нападающих из-за угла. Теперь нам придется не покорять самим, а не давать покорить себя. Так будет не всегда, разумеется, но так будет долго. А это означает не только опасности, но лишения – и совсем тихо добавил – И Аварана больше нет…
Публий уже понял, к чему ведет его собеседник, но тот продолжал:
– Я вот, к примеру, люблю вкусно поесть – он даже облизнулся – Но боюсь, что теперь мне придется жить впроголодь. Что поделаешь, ведь это моя война, наша война! А ты? Твоя ли это война?
Он пристально посмотрел Публию в глаза и повторил:
– Твоя ли это война?
Потом он еще немного помолчал и закончил, опустив глаза:
– Решать тебе… Я буду рад если ты останешься… Мы все будем рады. И все же, если ты решишь уйти, то мы поймем и не будем удерживать.
Йонатан снова поднял глаза на Публия и в его глазах был вопрос, немедленно сменившийся изумлением. Публий улыбался…
– Пойдем, Апфус – сказал он и вышел из шатра.
Оказывается, уже упала тьма, горел костер и освещал знакомые лица. Да, они все были здесь: Иуда, Йоханан, Симон, Сефи и даже неизвестно откуда появившийся Агенор. Не было только Элеазара и не было еще одного человека.
– Где Ниттай? – спросил Публий.
– Погиб – ответил вышедший вслед за ним Йонатан – Он до последней минуты сдерживал врагов, посылая заряд за зарядом, чтобы мы могли уйти. Я сам видел, как его вместе с баллистой растоптал слон.
Только теперь он заметил что все смотрят на него и смотрят выжидательно. Ждут ответа, подумал он. А ведь Симон-то струсил, послал Йонатана, но эта его трусость была почему-то приятна, как было приятно и это их нетерпеливое ожидание. Интересно, какого ответа они от меня ждут? От человека без дома, без отечества и без семьи. Почему без семьи? У меня же есть жена, прекрасная женщина, которая меня, правда избегает. Но ведь был же шепот в ночи и, кажется, были маленькие руки и мягкие губы. А дом я всегда смогу построить, ведь я же строитель. Правда, надо немного повоевать, но это я уже научился делать. А они все смотрят, вот странные люди.
– Я, пожалуй, останусь – спокойно сказал Публий.
Иуда хотел было что-то сказать, но Симон дотронулся рукой до его плеча, братья встретились взглядами, и слов не прозвучало. Публик видел, как медленно появляются улыбки на лицах людей, которых отпускает сдерживаемое прежде напряжение, и чтобы эти улыбки появились быстрее, он добавил, возвысив голос:
– Это моя война!
Теперь улыбались все, и он даже заметил, что улыбка смягчает шрамы на лице Сефи. Не улыбался только один Симон и Публий почувствовал, что чего-то не хватает, что то должно было быть сказано, но не было сказано. Решение пришло само, казалось бы – извне, а может быть, наоборот, из таких глубин сознания, о которых он и сам не подозревал. Наверное, ему следовало отозвать в сторону Симона, посоветоваться, все трезво обдумать. Но это было бы неправильно, несправедливо по отношению к тем, с кем он стоял плечом к плечу в недавней битве: Сефи, Йонатану, Йоханану, Иуде, и даже к Ниттаю, Закарии и Элеазару, которых больше не было с ними. Публий подошел к костру и твердо сказал, ни к кому специально не обращаясь: