– Я хочу стать евреем!
А может быть ему только показалось, что это прозвучало твердо? Наступила тишина. Люди смотрели на него и выражение их лиц менялось, как будто по этим лицам пробегали волны. Он ждал, слушая как бьется его сердце. Иуда, Йонатан, Симон, Йоханан. Кто из них скажет первым?
– Для этого есть только один путь – ухмыльнулся Сефи и шрамы на его лице покраснели.
Быстрым движением выхватив свой меч, он проделал им пару кругов над головой, выразительно поглядывая на низ живота Публия, которому на миг показалось, что сейчас и свершится ритуал одним быстрым ударом меча. При виде его испуганного лица иудеи покатились со смеху. Смеялся Сефи, смеялся Йонатан, смеялись Иуда и Йоханан, в конце концов засмеялся и сам Публий, но осекся, взглянув на лицо Симона. Симон смотрел на него не улыбаясь, и было еще что-то в выражении его лица, что Публий не мог разобрать. Гордость, что-ли? Нет, вряд-ли. С какой стати?
– Пойдем – сказал Йонатан – Я сам это сделаю ножом нашего отца.
Публий помнил этот нож, которым старый священник зарезал двоих у него на глазах. Еще он вспомнил, что Йоханан насильственно обрезал самаритян и не всегда ограничивался крайней плотью, порой летели и головы. Ему стало страшно, но, почему-то, страх не ослаблял, а наоборот, удивительным образом укреплял его. Они вошли в шатер и Публий лег на знакомую медвежью шкуру. Симон вошел следом, на его лице застыло все то-же непонятное выражение.
– Стисни это зубами – сказал Йонатан, засунув ему в рот ручку кнута.
Публий поймал взгляд Симона, вытолкнул кнут языком и прохрипел:
– Не надо…
Взмаха ножа он не видел. Было больно, очень больно, но он не дал боли завладеть им, он заставил ее отступить туда, где ей и было место – в сторону. Симон не отрывал свой взор от его, и так было легче. Прошло какое-то время… Теперь боль разливалась по всему телу, но с этим можно было жить, и он осторожно поднялся на локтях.
– Вставай, Натанэль – проворчал Симон, сидевший, как оказалось, рядом с ним – Нечего разлеживаться.
Он с трудом встал, еще не понимая, к кому тот обращается и, пошатываясь, вышел из шатра.
– Ну как, Натанэль, скоро ли будешь готов к продолжению рода? – ухмыльнулся Сефи, похлопывая его по плечу.
Так оказывается, Натанэль – это он. А где же Публий Коминий Аврунк? Нет, несостоявшийся понтифик и инженер-неудачник не умер и не исчез, он просто остался где-то там, далеко-далеко в его памяти, в воспоминаниях Натанэля.
Иудей
Разлеживаться действительно было некогда. Новостей было много и, в основном, безрадостных. Изрядно поумневший Лисий, соединил свои силы с гарнизоном Хакры и плотоядно поглядывал на Храм, не решаясь пока его атаковать. Где то-там, в его ставке проживал и юный базилевс, но его мало кто видел. Ерушалаим затаился. Жители покинули верхний город и даже большая часть эллинистов из нижнего города предпочла переждать смутное время в приморских филистимских городах: Асдоде, Аскалоне, Иоппии. Самые непримиримые заперлись в храмовом комплексе, запасшись продовольствием, водой и со страхом ожидая неизбежной осады. Армия Иуды, не сумев удержать Гофну, уходила в горы и, вместе с ней уходил Натанэль. Маккавеи рассчитывали, что селевкидам не хватит сил, чтобы покорить всю страну и их ожидания оправдались. Кроме того, новый правитель, а точнее – его советники, уже не стремились уничтожить всех иудеев и готовы были довольствоваться покорностью и податями. Но сельские жители Иудеи хорошо помнили религиозные преследования и казни времен правления прежнего Антиоха и нерешительные послабления Антиоха Евпатора не вызывали у них доверия. Немногочисленные, но влиятельные филоэллины тоже предпочитали переждать неприятные времена, а их предводитель – первосвященник Менелай, ставленник Антиоха-отца, отсиживался где-то в Антиохии, благо от бедности он не страдал, продав священные сосуды из Храма.
Войско расположилось неподалеку от Бейт Эля на границе с Самарией. Когда-то знаменитый, соперничающий с Ершалаимом, город, после вавилонского нашествия Бейт-Эль превратился в небольшой провинциальный городок, что сейчас до нельзя устраивало Иуду. Опасаясь набега сирийцев, Иуда рассредоточил отряды в ущельях среди гор, окружающих городок. Армия, и так небольшая, существенно уменьшилась, так как большую часть ополченцев пришлось распустить по домам. Субботний год закончился и земле требовались умелые руки, чтобы вырастить урожай.