— Живой? — равнодушно спросил старик.
И раздвоился.
Второй старец выглядел древнее развалин замка Трех Лун. Он опирался на пастушью клюку. Шляпу высоченный дедуган держал в свободной руке. И как он себе лысину не отморозит? С неба вновь начало сыпать. Налетая порывами, ветер швырял в людей колючую белую крупу. Снежинки таяли на лету и испарялись без остатка, не достигая блестящей лысины старца. Обрывки мыслей бестолковой сворой метались в голове Танни. Голова раскалывалась от боли, в ушах нарастал звон. Старики, развалины замка, волшебная лысина — что угодно, не важно! Рассудок защищался, как мог, отгораживаясь от единственного, что сейчас имело значение. Жизнь и смерть. Краткая жизнь и скорая смерть. Взгляд, вторя беготне мыслей, метался от одного старика к другому. Мальчик ничуть не удивился, когда в какой-то миг стариков стало трое. Третий соткался из снежной завирюхи и без слов встал рядом. Худой, хмурый, в плаще с капюшоном, надетом поверх куртки из оленьей шкуры. На поясе — узкий меч, за поясом — три кинжала разной длины.
Старики молчали, перегородив улицу.
В двадцати шагах от них грозно ворчала толпа.
— Эй, чего встали?
— Проваливайте!
— Сами ублюдка добейте! Разрешаем!
Старики молчали.
— Защитнички!
— Песок сыплется!
— Валите, пока мы добрые!
— Не то мы вас за компанию…
Ропот толпы придвинулся, заполнив улицу. Глаза самого древнего из старцев вдруг сделались пронзительно, невозможно голубыми. Воздух вокруг него задрожал, потек зыбким маревом, как над дорогой в летний день. На Танни отчетливо пахнуло жаром. Кожаная повязка на лбу другого старика задымилась, вспыхнула — и осыпалась наземь хлопьями черного пепла. Во лбу человека мерцал, сверкая пурпурными сполохами, огромный карбункул, по краям оплетенный сетью вздувшихся жил, словно щупальцами спрута.
Третий старик извлек из ножен меч.
— Бей! — крикнули из толпы.
Камень устремился в полет. Булыжник несся в лицо древнейшему из старцев. Ослепительная вспышка зарницей высветила серые стены домов — и Танни наконец провалился в спасительное небытие.
Глава вторая
Сивилла Янтарного грота
1.
Цепочка следов тянулась по белому савану снега, словно грубый изнаночный шов. То и дело сивилла оглядывалась на бегу, с ужасом понимая: следы не спрячешь. Они выдадут Эльзу с головой. Разве что озверевшая толпа, увлеченная погромом, не обратит внимания на одинокую стежку. Шаткая, страшная надежда: купить себе жизнь ценой чужих смертей. «Что я могла сделать? — спросила Эльза себя. И ответила с обреченностью загнанного зверя: — Ничего…» Ей просто повезло: она увидела погромщиков раньше, чем они ее. Замерла, окаменела, глядя, как распинают на снегу сестру Оливию. Гогочут, срывая с жертвы одежду, спешат подмять, навалиться, торопят друг друга, и холод насильникам не помеха… «Приступ, — отстраненно думала она, следя за Оливией. — Сейчас у меня начнется припадок.» Нет, приступ медлил. Оцепенение разжало пальцы-клещи; дрожа всем телом, Эльза отшатнулась за угол барака. Бросилась прочь, не разбирая дороги. Позади кричала Оливия — хрипло, бессмысленно. Крик бил в спину, толкал вперед и вперед. Когда он смолк, Эльза из последних сил ускорила бег, по колено проваливаясь в рыхлый снег.
В бараках остались люди. Живые. Еще живые. Надо было как-то предупредить их. Но горло свело спазмом. Сивилле едва удавалось протолкнуть в легкие порцию морозного воздуха. Она не виновата! И не вернется, хоть разверзнись твердь под ногами. Обитатели бараков наверняка слышали крик Оливии. Возможно, кто-то сумел спастись…
Тяжело дыша, Эльза остановилась. Обернулась, согнувшись в пояснице и упираясь руками в бедра. Колотье под ребрами усилилось, причиняя боль. Госпиталь скрылся из глаз. Лишь над складками зимней шубы, укрывшей землю, вздымались в небо грязные хвосты дыма. Уходили в вышину, вливались в хмурую серость туч — низких, равнодушных. Словно в одночасье вернулись Древние Времена, когда, если верить сказаниям, людей приносили в жертву сотнями. Жирный дым бесконечных гекатомб надолго скрывал солнце от взоров оставшихся в живых.
Людей — если убийц и насильников можно назвать «людьми» — видно не было. Погони — тоже. Неужели удалось уйти? Сивилла замерла, прислушиваясь.
— …ро-о-от! — долетел от госпиталя нестройный рев.
— …тарны!..
И, уже отчетливее: