Он огляделся, но в темноте мало что можно было разглядеть. Пространство было ограничено стенами, но очертания их почти слились с окружающей чернотой. Возможно, в одной из этих стен есть дверь.
- Туда, - закончил он фразу, махнув рукой направо.
+++
Петровна проснулась, но долго не могла заставить себя подняться с постели. Сквозь плотно задвинутые пыльные шторы пробивался рассвет. Еще было слишком рано, но она знала, что больше уже не уснет. Интересно, почему старые люди так мало спят? Быть может, подсознательно хотят дать себе больше времени на то, чтобы что-то успеть? Чтобы присвоить лишние часы и дни жизни, от которой и так осталось слишком мало. И вот они просыпаются с первыми лучами солнца и долго смотрят перед собой уставшими глазами, не зная, что заставляет их проснуться в такую рань. Какое незаконченное дело? Если бы знать...
Она очень-очень медленно повернулась и спустила ноги на пол. Надо быть очень осторожной, тело, которое всегда было послушным и уверенным в последнее время подводило ее. Ноги вдруг могли подкоситься, так, словно кто-то внезапно ставил ей подножку. Это было не столько больно, сколько обидно. И удивительно - как же так, почему тело стало таким чужим?
И все же, когда в кружке заварен чай, лучи солнца золотят скатерть на столе, жизнь начинала казаться такой же правильной и понятной, как прежде. С годами жизнь приобретала некую прозрачную ясность и простоту. Не надо было куда-то вечно спешить, торопиться, желать и бояться того, что все пойдет прахом. Цветы в вазочке на столе - это хорошо, солнце за окнами - это хорошо, да и дождь тоже. Все стало таким, каким оно и должно быть. А ей нечего было больше просить у жизни, только радоваться тому, что уже есть. Вот этому горячему чаю, например.
Если бы еще только он пришел... Она и хотела этого, но и не хотела тоже...
+++
Выхода в восточной стене не оказалось. Стена была белой, шершавой и когда девочка касалась ее ладонью казалось, что внутри дрожит и едва слышно гудит некая сила. «Трубы, - объяснила она себе это гудение. - Там внутри течет вода».
Мальчик шагал впереди нее и тоже вел рукой по стене.
- Как тебя зовут?
Он даже остановился, чтобы обернуться.
- Никак.
Вот какой бука, почему-то не хочет говорить?
- А меня Фонарик.
Зачем, зачем она назвалась детским прозвищем, которым ее называли дома. Никто теперь уже и не помнил - почему Фонарик, но имя привязалось намертво.
Он фыркнул.
- Ха. А меня комарик. Знаю я, как тебе хочется имя, вот и придумала.
«Ничего я не придумала!» - хотела было крикнуть она, но тут раздался страшный визг, переходящий в рев. Середина зала до сих пор оставалась темной, но жуткие звуки раздавались именно оттуда. Словно потоки воды взмыли вверх под невероятным давлением.
Он схватил ее за руку и Фонарик почувствовала, как дрожат его пальцы.
- Нет, нет! Я не вернусь туда больше!
И она вдруг, как взрослая, погладила его по плечу.
- Шшшш... Ты не вернешься, не вернешься...
Он успокоился постепенно, а потом они еще долго шли вдоль стены, взявшись за руки, пытаясь отыскать дверь. Фонарику казалось, что они прошли уже не один круг, но девочка решила молчать об этом. Идут и хорошо. Но ее спутник первый присел на корточки, потянул ее вниз.
- Посидим, - коротко сказал он.
- Посидим, - согласилась Фонарик.
- Жалко, что ничего нельзя вернуть... теперь... - пробормотал он, помолчав какое-то время. - Если я знал. И не откупиться, и умолять бесполезно.
Голос его был серьезным, а слова такими взрослыми, что Фонарик не вполне понимала, что он имеет в виду. А расспрашивать она постеснялась, только покивала.
- Это, знаешь, всегда было сильнее меня... Но если бы только можно было попробовать еще раз...
Кажется, мальчик даже не нуждался в слушателе, он даже не смотрел на притихшую девочку. Наверное, он вел эти разговоры сам с собой уже не в первый раз. Снова и снова ходил по кругу.
- Будь у меня шанс, я бы воспользовался им! - он вдруг вскинул голову и посмотрел прямо в глаза Фонарику, она даже отпрянула - таким диким, отчаянным, безнадежным был его взгляд. - Ты веришь мне?
- Верю, верю, - прошептала она, едва не плача.
- Правда, веришь?
Ей очень захотелось оказаться дома, рядом с мамой и бабушкой, под защитой сильных и любящих взрослых. Но этот мальчик... Кажется, ему гораздо хуже, чем ей.
- Правда, верю, - ответила она. - Честно-честно... Давай еще раз попробуем выход найти?
- Бесполезно... Но... Если хочешь - давай.
И они снова пошли рядом, но теперь держались за руки как-то по-особенному, словно раньше рядом шагали два незнакомца, а теперь два друга.
+++
Егорка ревел в три ручья, а стоящая рядом соседка с первого этажа распекала его на чем свет стоит, так, что вокруг уже собралась небольшая группка любопытных. Дети, стоящие чуть поодаль, смотрели на плачущего Егора с любопытством, но без всякой жалости. И чем сильнее Егор заливался слезами, с тем большим интересом они поглядывали на него и на распалившуюся соседку.