— И изменили дату рождения Макса в истории болезни?
— Я сделал это практически сразу по его прибытии. Но вам, однако, удалось заполучить изначальную распечатку. Могу я поинтересоваться, откуда она у вас?
Даниэль промолчал.
— Что ж, теперь это не имеет значения. В общем, на тех фотографиях в Сети вы носили бороду, довольно буйную шевелюру и очки, что весьма меня ободрило, поскольку Макс, естественно, бородой и очками брезговал. Я подбил его продолжать бриться и коротко подстричься, чтобы по вашем приезде окружающим не так бросалось в глаза ваше поразительное сходство. И это превосходно сработало, не правда ли? Макс получил свободу, а я — близнеца, который мне и требовался. В то время как официально совершенно ничего не произошло, разве что Макса на несколько дней навестил его старший брат. Ну а то, что после этого он принялся чудить да выступать с дикими заявлениями, для места вроде Химмельсталя вполне в порядке вещей, как считаете?
Даниэль машинально кивнул. Ему вдруг стало чрезвычайно трудно сосредотачиваться на словах доктора Фишера. Он устал, и мысли у него начали странным образом путаться, прямо как на пороге сна. Кстати, а сколько времени? Как долго он сидит здесь и выслушивает врача? И «здесь» — это вообще где? На какой-то миг ему показалось, что он находится в гостях у одного своего коллеги постарше, в квартиру которого он раз наведывался в Брюсселе. Затем до него дошло, что он смотрит на книги в дальней стороне комнаты, и тогда его осенило, что принадлежат они его деду, профессору лингвистики, и что, стоит ему выйти из комнаты, он окажется на улице Гётаваген в Упсале.
— Но вы, кажется, устали, — заметил его состояние и Карл Фишер. — Сам-то я «сова», и именно ночью более всего и активен. Увы, я частенько забываю, что отнюдь не все обладают подобной чертой.
— Да, я не прочь вернуться в свой коттедж. Ваш рассказ, доктор Фишер, привел меня в полнейшее замешательство, и мне нужно все как следует обдумать, — проговорил Даниэль.
Врач кивнул.
— Всецело вас понимаю. Но мы и так практически закончили наш разговор. Инициатором которого, заметьте, выступили именно вы. Не я, — добавил он, с небрежной улыбкой указав на Даниэля пальцем.
Затем он заметил, что чашка его опустела, и поднялся.
— Вам налить еще?
— Нет, спасибо.
Доктор Фишер исчез на кухне, и Даниэль подбежал к двери и подергал ручку. Заперто. Хозяин меж тем продолжал вещать:
— Поскольку Гизела Оберманн курировала Макса, на нее автоматически легла ответственность и за вас. Странная все-таки женщина. Когда она начала носиться со своей идиотской гипотезой о раздвоении личности, пришло время браться за вас самому. Она-то на вас словно помешалась и совершенно утратила профессиональный подход.
Когда он вновь появился в комнате, Даниэль как раз успел сесть обратно в кресло.
— Да и вообще, Гизела как личность слишком слаба, чтобы работать в Химмельстале, а уж в последнее время и вовсе сдала окончательно. Мне следовало отправить ее домой еще давным-давно, но у нее были проблемы в личной жизни, и теперь уезжать ей некуда. Но я все-таки надеюсь, что у нее все наладится, — заявил врач, усаживаясь на прежнее место.
— А что насчет Макса? — спросил Даниэль. — Где он? Здесь, в долине?
— Здесь?! — Карл Фишер расхохотался. — О, нет. По своей воле он сюда не вернется, уж в этом не сомневайтесь. Понятия не имею, где он сейчас находится.
— Но я слышал его голос в телефонных сообщениях, — возразил Даниэль. — А здешние мобильники не принимают вызовов снаружи. Так что он наверняка в долине, раз дозвонился до меня.
— Я записал эти сообщения перед его отъездом из Химмельсталя. Он наговорил для меня еще несколько других, но я воспользовался самыми подходящими, когда звонил вам. Макс рассказал, что вы имеете привычку отключать телефон и включаете его лишь время от времени, проверить сообщения и пропущенные звонки.