Он подобрал сосновую шишку и в сердцах бросил в воду, где ее тут же подхватил и закружил поток.
— Греховная болезнь, — кивнул Даниэль. — Вполне себе представляю, что здесь мог располагаться и туберкулезный санаторий. В конце концов, в Альпах полно всяких старых санаториев, переделанных в гостиницы и частные клиники.
Макс фыркнул.
— О нет. Туберкулезники — класс совершенно другой. Эти-то в Химмельстале не показывались. Слишком труднодоступное место. Железной дороги нет. А до середины двадцатого века сюда и автомобилем-то было не добраться.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Даниэль.
— Получил по почте проспект, когда подал заявку в клинику. Где-то в девятнадцатом веке монастырь отстроили заново в качестве обители для инвалидов. Для людей с задержкой развития или физическими недостатками, а также психически больных. Другими словами, для новых классов парий, которых хотели убрать с глаз долой. Персонал проживал в деревне или в самой обители, которая функционировала вполне самостоятельно. Эдакий закрытый мирок. А потом обитель сгорела, несколько пациентов погибло. Предположительно пожар и устроил один из пациентов.
Макс умолк, прихлебывая пиво, и у Даниэля в голове промелькнул ряд не особо приятных образов. Чтобы избавиться от них, он сменил тему:
— Здесь же вроде и клиника косметической хирургии раньше была? Так сказал таксист, что привез меня сюда.
— Именно так. Место прекрасно подходит и для сокрытия перекроенных физиономий. Черт, что за место! Сущая свалка для всяких бедолаг на протяжении веков. Иногда мне даже кажется, будто в клинике я ощущаю все эти накопленные негативные флюиды. Поэтому-то я и стараюсь улизнуть оттуда при любой возможности. В деревню или сюда, к порогам.
Из воды выпрыгнула рыба. Словно брошенный нож, она описала дугу и плюхнулась в пузырящийся водоворот выше по течению.
— Они такие сильные! — воскликнул Даниэль.
— Далеко не уйдут, — мрачно усмехнулся Макс. — Выше располагается шлюз. Поэтому здесь такая прекрасная ловля. Ладно, продолжим.
Он поднялся и взял удочку.
Даниэль уже вполне справлялся без указаний, так что Макс переместился на скалистую глыбу подальше, метрах в пятнадцати от брата. Так они и ловили по отдельности, лишь время от времени поздравляя друг друга с пойманной добычей. Но в основном молчали, сосредоточившись на ловле и собственных мыслях. В воздухе пахло елью, и иногда в шуме воды Даниэлю мерещился звон колокольчика, прямо как в песенке той девушки из пивной.
К этому времени братья провели вместе почти сутки, и пока ничего не произошло — ни тебе бурных вспышек гнева, ни ехидных реплик, ни идиотских приколов. Макс и вправду казался дружелюбным и счастливым. Может, немного беспокойным, но это вполне отвечало его характеру.
Также Даниэль обнаружил, что стал более терпим к несколько нахрапистой манере общения брата, его самолюбованию и неспособности слушать. По крайней мере, все это больше его не расстраивало, как в юности. Макс явно был рад его приезду. Сводил в ресторан, а теперь вот они рыбачат. Не ахти какой спектр развлечений, но Даниэль уже понимал всю ценность подобных даров. Возможно, в конце концов им удалось нащупать частоту, на которой они могут общаться между собой как взрослые и независимые люди.
Монотонный рев порогов, шепот деревьев и отдаленный звон колокольчиков погрузили Даниэля в своего рода медитативное состояние. Он даже и не заметил, что Макс ушел с реки и теперь чистил рыбину на берегу, и пришел в себя только после оклика брата, велевшего ему сходить за дровами для костра.
Дрова лежали под елками, укрытые от непогоды лапником и брезентом. Ярко-розовой аэрозольной краской на всех до одного поленьях было выведено «ТОМ».
— Эти дрова помечены, их точно можно брать? — крикнул Даниэль.
— Все в порядке, я знаю этого фермера, — отозвался Макс. Очевидно, в деревенской пивной он обзавелся множеством новых знакомств.
Чуть погодя, когда они уже сидели у костерка, Макс вдруг произнес:
— Могу я попросить тебя об одном одолжении?
Фраза прозвучала небрежно, словно бы он намеревался попросить что-то ему передать или же снова сходить за дровами. Тем не менее эти простые слова, произнесенные со всей ненавязчивостью и любезностью, поразили Даниэля, словно удар под дых, разом выбив воздух из легких. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем ответить.