Вопросы касались отношения к другим людям и поведения в определенных ситуациях. Множество предлагаемых вариантов ответа выглядели глупо, а некоторые и откровенно абсурдно.
Размышляя над выбором, он оглядел палату и на стене напротив кровати заметил камеру видеонаблюдения.
Тщательно обдумывая каждый вопрос, Даниэль заполнил анкету и отдал ее медсестре, обосновавшейся в маленьком кабинете дальше по коридору. Охранники неподалеку праздно подпирали стенки, скрестив руки на груди.
— Спасибо, а теперь займемся снимками мозга. Кто пойдет первым, вы или Марко? — осведомилась медсестра.
Соседа, однако, пока было не видать. По-видимому, все еще бился над ответами.
— Что ж, тогда придется вам, — подытожила медсестра.
Обслуживающая томограф женщина в сиреневом халате представилась сестрой Луизой.
— Снимите куртку, обувь и ремень, — велела она. — И проследите, чтобы на вас не оставалось ничего металлического.
У нее был землистый цвет лица, фразы она вяло гнусавила, явно повторяя их уже в тысячный раз. Но вот руки ее словно бы жили собственной жизнью и действовали с совершенно иной скоростью. Их ловкие движения навеяли на Даниэля воспоминания о школьной медсестре, делавшей ему прививки и раз даже срезавшей бородавку — все заканчивалось так быстро, что он не успевал толком и испугаться.
— Лягте на кушетку и расслабьтесь.
Даниэль устроился на лежаке, подобно языку выдававшемся из зева томографа.
— Надеюсь, клаустрофобией вы не страдаете, — проговорила сестра Луиза, фиксируя ему голову ремнем и надевая наушники все теми же выверенными движениями, словно укладывала ребенка в коляску.
— А теперь не двигайтесь.
Кушетка медленно заскользила в узкий тоннель, в наушниках зазвучала классическая музыка. Затем агрегат угрожающе загудел. Музыка стала чуть тише, и прямо в голове у Даниэля раздался едва ли не чувственный шепот сестры:
— Не волнуйтесь. Это всего лишь заработал магнит. Просто расслабьтесь и слушайте музыку. И не шевелитесь. Данная процедура стоит больше тысячи долларов. Доктор Фишер не обрадуется, если нам придется ее переделывать.
Постепенно громкость музыки возросла. Какое-то известное произведение. «Лебединое озеро» Чайковского? Даниэль попытался вызвать из памяти школьные уроки музыки. Посещенные концерты. Оперу, на которую он ходил с Эммой. Где же это было? В Брюсселе? Что за оперу они слушали? Название никак не приходило на ум.
— Радостные мысли? — вновь раздался голос сестры Луизы. — Сейчас вам предстоит занять себя кое-чем другим. Успокойтесь и отдыхайте.
Внезапно на маленьком экране на потолке появилось изображение пейзажа. Даниэль решил, что это где-то на юге Англии. Затем пейзаж померк, и его сменила фотография одинокого плачущего ребенка на улице. Так снимки и продолжали меняться — люди, животные, пейзажи. Изображения сопровождались отдельными словами на английском, абстрактными или конкретными, одно за другим, без всякой взаимосвязи.
Гул меж тем продолжался, словно где-то вокруг буянила целая орава призраков, музыка тоже не смолкала.
Когда же томограф наконец умолк и лежак выскользнул наружу, рядом уже стояла сестра Луиза. Она держала пластмассовый лоток с его кроссовками и ремнем.
— Ну, видите? Выжили и на этот раз, — возвестила женщина.
Остаток вечера Даниэль провел за просмотром телевизора с Марко в небольшом вестибюле отделения. Он попытался завязать разговор и принялся рассуждать о пройденной процедуре и вопроснике. Однако сосед оказался не расположен к светским условностям и огрызнулся:
— Заткнись. Я хочу посмотреть фильм.
К ним подошла медсестра.
— Ваше снотворное, Марко. — Она протянула розовый пузырек с пилюлями, однако толстяк словно бы и не заметил ее, и женщина оставила таблетки на журнальном столике.
— Там стоит термос с чаем. Придется обойтись без молока и сахара. Спокойной ночи.
Они смотрели американский боевик с Сильвестром Сталлоне, губы которого произносили гораздо меньше слов, нежели выдавал дублирующий немецкий голос. Марко, словно загипнотизированный, таращился на экран, подавшись вперед, со свисающим меж колен, подобно тяжеленному мешку, брюхом. Он шумно дышал через нос, и от него воняло потом. Даниэлю оставалось лишь надеяться, что объявятся какие-нибудь другие пациенты, более расположенные поболтать. Он принес термос и две кружки.
— Не хочешь чаю?
Толстяк не отозвался. Не отрываясь от экрана, он выудил из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет. Щелчком выбил сигарету, сунул ее в рот и закурил.