Он не может заставить себя развернуть в несколько раз сложенный лист. Он смотрит на него снова и снова, будто ждёт, что тот исчезнет, ровно как и этот короткий диалог из его памяти. Его сердце бьётся слишком часто и будто бы пропускает удары, когда он всё-таки находит в себе силы прочесть переданное ему короткое письмо.
Её витиеватый почерк легко узнается — Аманда так и не может приучить себя писать иероглифы ровнее и в них и по сей день проглядывает её любовь пользоваться латиницей везде, где это только возможно. Теру даже улыбается этой её привычке — блекло и откровенно нервно.
«Я знаю, что тебе это не понравится, Теру, но по-другому у меня не получится. За допущенные ошибки так или иначе приходится расплачиваться, и будет лучше, если этим займётся кто-то один. Я сделаю всё, чтобы у мистера детектива не осталось к тебе лишних вопросов. Вторая тетрадь останется у тебя, так что ничто не помешает тебе строить правильный и идеальный мир, если ты будешь осторожен. Уверена, что никто, кроме меня не может исполнить твою мечту таким радикальным методом. Но тебе нравится, правда? Не разочаровывайся во мне слишком сильно, Теру».
Написанное с трудом укладывается в его голове. Он не считает, сколько раз перечитывает записку, но так и не может понять одного — почему. Не может понять, почему Аманда ставит себя ниже его желания изменить этот мир к лучшему. Почему так и не говорит ему о том, о чём — он точно знает — собирается сказать так много раз, что он в конце концов сбивается со счёта.
Теру не замечает как мелко подрагивают его руки.
«Не разочаровывайся во мне слишком сильно», — именно это волнует её до самого конца. Он до боли прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу эмоции. Он знает, отчего в последние несколько дней Аманда смотрит на него так тяжело и печально, отчего её прикосновения такие частые и такие крепкие. Он знает, что у этой истории едва ли может быть иной конец. Ему просто не хочется с ним мириться. Не хочется мириться с тем, что она так и не понимает его чувств.
Аманда считает себя всего лишь символом, средством — тем, что помогает ему быть собой и добиться собственных целей. И его привычка возводить её практически в статус божества делает только хуже. Теру уверен, что в её непонимании есть и его вина. Он позволяет ей чувствовать себя принадлежащей ему — целиком и полностью — и дарит ей именно те ощущения, за какими она безуспешно гонится с самой юности, однако ни разу так и не говорит о том, что за этим стоит.
Они никогда так и не произносят нужных слов. К горлу подступает неприятный ком, заставляя его дышать глубже и не обращать внимания на резь в глазах. Он знает, что в происходящем нет ничьей вины, кроме их собственной. Всё это время он уверен, что сумеет двигаться дальше, если что-то всё-таки пойдет не по плану. Всё-таки он совершенно не умеет держать себя в руках, когда дело доходит до того чудовища, какое он так неосторожно выпускает наружу много лет назад.
Теру не может разочароваться в Аманде, несмотря на то, что она снова исчезает из его жизни, ничего не сказав. На этот раз он не способен даже злиться.
Ему требуется всего два дня, чтобы привести в порядок оставшиеся дела. Теру не позволяет себе просто бросить работу на своего заместителя — он всё-таки обязательный человек — и приводит в порядок все документы, прежде чем оставить в отделе кадров своё заявление. Ему даже немного жаль, что отработать положенные дни он так и не сможет.
Он успевает на её похороны. У него нет сил смотреть на её урну с её прахом — такую обезличенную и жуткую одновременно — и он рассматривает тех, кто на эти похороны приходит. Никого, кроме нескольких сотрудников её корпорации и его самого. За свою жизнь Аманда так и не открывается кому-то, не заводит близких друзей. Размышляя об этом сейчас в попытках отвлечься, он вдруг понимает, что практически все её контакты так или иначе связаны с работой. Теру мрачно усмехается себе под нос. Они с ней просто отвратительно похожие люди.
Ничего удивительного, что их жизни в конце концов приходят к общему знаменателю. Аманда — такое же израненное и зацикленное чудовище, как и он сам. Самое жуткое в его жизни. И она ломает её так легко, что он сам начинает думать, что так та и должна сложиться. Иначе быть просто не может.
***
Эл утверждает, что сегодня они смогут встретить Теру Миками на похоронах Аманды Гласк, и не ошибается. Лайт отправляется туда по просьбе детектива, чтобы не только проследить за этим человеком, но и развеяться впервые за несколько долгих месяцев. После смерти главной подозреваемой и её признания группа расследования настаивает на том, что нет никакого смысла держать его или Мису в постоянном заключении.
Он с ними не согласен, — точно так же, как и Эл, он не верит в названный Гласк способ убийства — но отказаться от прогулки не может. Слишком устает сидеть в четырёх стенах всё это время.
— Сочувствую вашей утрате, господин Миками, — говорит он, когда находит его сидящим на одной из многочисленных скамеек у входа на территорию кладбища.
Тот смотрит на него мрачным, отсутствующим взглядом — и он замечает как тот будто бы непроизвольно скользит с его глаз куда-то выше — и в первые несколько секунд не произносит ни слова.
— Мы знакомы? — наконец спрашивает Миками, но на него больше не смотрит. Он пишет что-то в вычурной тетради в темном переплете. Лайта Ягами удивляет, что у такого прагматичного и во многом аскетичного человека в руках оказывается именно такая тетрадь. Такую проще представить в руках увлеченной готическими аксессуарами Мисы. — Или вы были знакомы с Амандой?
— Только косвенно, — Лайт старается быть вежливым, насколько это возможно. Он понимает, что должен чувствовать человек, потеряв кого-то из близких. Даже такой. — Я один из участников группы расследования.
Им больше нет смысла скрываться — Эл утверждает, что Теру Миками тоже должен знать о слежке, и в этом Лайт с ним согласен. К тому же, соврать сейчас у него никак не выйдет. Он — студент — едва ли может оказаться давним знакомым Аманды Гласк. Не в тех кругах он обитает, да и по возрасту не подходит.
— Что ж, спасибо, — Миками поднимается на ноги и бросает на него ещё один взгляд. От него его непроизвольно пробирает дрожь — он уверен, что нормальный человек не может так смотреть. Это не глаза убитого горем — это глаза одержимого. — И всего хорошего.
Ошарашенный этим взглядом, Лайт не успевает даже попрощаться и не сразу замечает оставленную на скамье тетрадь. Он прикасается к ней, желая вернуть владельцу, пока тот ещё не успевает уйти далеко, но так и замирает на месте. Он вспоминает всё.
И когда он открывает ту, чтобы записать имя Теру Миками как последнего, кто знает о тетрадях, то замечает уже записанные мелким аккуратным почерком иероглифы. «Теру Миками, 16:44, сердечный приступ».
Лайт смотрит на наручные часы, которые показывают половину пятого, и ухмыляется. Какими же глупыми и сентиментальными бывают люди. И это ему только на руку. Они отлично играют свои роли и окончательно путают Эл, пусть и действуют не совсем по задуманному им плану. Он уверен, что теперь единственный оставшийся в живых подозреваемый — Рейнард Гласк — будет арестован и станет главным фигурантом в деле Киры, а возможность избавиться от детектива станет лишь вопросом времени.
И тогда никто не помешает ему стать богом этого нового мира.
Между богом и чудовищем проходит очень тонкая грань.