- Ну чего, побежали, что ль? - предложил Пак.
- Дыхалка барахлит, едрена круговерть! - пожаловался Хреноредьев. - Да и боязно чего-то! И-ех, Хитрец, может, назад вернемся, пока не поздно, а?
Пак треснул Хреноредьева железякой.
- Сам ты - продажная шкура и агент! - сказал он зло.
Буба под ногами ожил, зашевелился, закивал. Пак выдернул у него изо рта сапог; Минуты две Буба дышал, как выброшенная на песок рыба. Потом заявил:
- Точно! Я тоже да-авненько подозревал, что подлый наймит и враг трудового народа не я, а вот этот гад! Я лишь попал под его тлетворное влияние. Хитрец! Да ты сам знаешь, я ж избранник, меня все уважали в поселке!
Пак развязал руки Чокнутому. Тот сел, прислонившись спиной к деревянному заборчику. Смотрел Буба бодро и нагловато.
Хреноредьев ему пригрозил.
- Клеветник ты и доносчик, едрена!
- Ага! Испугался!
- Да заткнитесь вы! - прекратил распрю Пак. - Тихо!
По улице шел какой-то покачивающийся турист. Пак его взял на прицел. Но стрелять не собирался, так, на всякий случай. Турист был явно навеселе. И Паку вновь вспомнился папанька. Слезы потекли изо всех четырех глаз - в темноте они поблескивали маленькими росинками. Хоть и злющий был папанька и драчун, а все-таки родней его у Пака никого на свете не было. Вот был жив папаша Пуго, Пак все ему отомстить клялся, все злил себя, разжигал... а как помер в мучениях, так стал видеться Хитрецу совсем иным, добрым и ласковым. Да что там вспоминать!
Турист прошел мимо. Стрелять не пришлось. Но почти сразу же с другого конца улицы подъехала машина. В ней сидело четверо туристов в синих форменках, с касками на головах. В руках у двоих были металлические трубки, такие как у Пака. Они поговорили с тем, который проходил мимо, отпустили. А сами встали почти напротив троицы - метров шесть разделяло их. Но машина стояла на свету, а три посельчанина затаились во тьме.
- Все! Каюк нам! - прошептал каким-то мертвецким шепотом Буба. - Влипли! Все влипли: и враги народа и друзья... Пак, ты сам-то - друг? Или кто? Все влипли: и агенты, и диверсанты, и честные труженики!
- Не ной, едрена! - Хреноредьев зажал Бубе рот. - Цыц!
Машина стояла и, похоже, никуда не собиралась уезжать. Туристы лениво переговаривались - двое прохаживаясь возле машины, двое сидя внутри, развалившись в креслах. Ни Пак, ни его сотоварищи не слышали, о чем речь шла. Да и если бы слышали, навряд ли бы разобрали что к чему - все-таки языки за двести лет раздельной жизни существенно изменились, будто и не были родственными в приграничье.
- Щяс кокну хоть одного! - не выдержал Пак.
Буба и Хреноредьев одновременно с двух сторон схватили его за руки. Пригнули к земле.
- Гляди, едрена, а то и тебя повяжем! Не шебурши!
- Да ладно! - Пак дернулся и легко высвободился. И по всей видимости, это резкое движение не осталось незамеченным - легкий шумок привлек внимание туристов. Они сначала насторожились. Потом те двое, что сидели внутри, вылезли, встали по бокам машины, выставили вперед трубки.
- Все! Кранты!!! - процедил Буба.
Двое остались стоять возле машины. Двое других медленно, не очень уверенно, даже с опаской стали надвигаться на затаившуюся троицу. Они еще ничего не видели. Но, судя по всему, они догадывались уже, что в кустах кто-то есть - и не просто кто-то, а прячущиеся, те, кто желает остаться незамеченными... Туристы приближались, тихо, словно вслепую, ощупыая подошвами башмаков каждый сантиметр под ногами.
Пак приподнял железяку. Указательный отросток клешни лег на спусковой крюк. Надо было бить, пока туристы находились в освещенном месте, потом будет поздно! И Пак уже почти нажал на крюк, как произошло нечто совершенно непонятное.
Оглушительный грохот разорвал тишину мирного городка. Не просто грохот - это было адское соединение рева, гула, лязга, дребезга, звона, треска... Словно само небо обрушилось или лопнуло. В глаза ударил свет. Чтото с невероятным напором вылетело из темноты на освещенную площадь, заливая ее снопами света.
И почти сразу же упали трое - те, что оставались у машины, и один из приближавшихся. Дернулись, переломились тела, их даже подбросило немного, прежде чем опустило на землю. Из машины полетели разбитые вдребезги стекла, сама она качнулась. Пак услышал свист пролетевших мимо пуль. И он не стал выжидать, он выстрелил прямо в лицо четвертому. Их разделяло не больше трех метров, и потому Пак не промахнулся. Четвертый вздрогнул, запрокинул голову, осел на землю.
Из-за машины было плохо видно, что происходит на площади. Но что бы там ни происходило, рисковать не стоило. Пак бросился на землю. Хреноредьев с Бубой уже лежали пластом.
Дьявольский шум, треск, лязг не смолкали.
Гурыня рванул рычаг на себя, выжимая из броневика последнее - мотор взвыл, машину застрясло. Скорость была бешеной. Преграда приближалась.
- Бага, сучонок! Жми гашетку!!! У-у, падлы-ы!!! Уу-у, полный вперед!!!
Ни один из них не расслышал ни звуков очередей, ни ударов пуль о преграду - все! ее больше не существовало! труба кончилась! Мощнейшим ударом вышибив проржавевшие двери ангара, броневик вырвался на простор.
Гурыня стукнулся головой о переборку, потерял ориентацию. Но он вслепую притормозил, умерил ход машины - завизжали траки, задребезжало железо под гусеницами.
Зато Бага Скорпион не сплоховал. В окуляры он сразу увидал, кто может доставить им неприятности. И не разбираясь, так саданул из крупнокалиберного пулемета, что троих туристов срезало мгновенно. Четвертый упал чуть позже. Для острастки Бага развернул башенку, не переставая палил - пусть впустую, сейчас главным было ошеломить возможного противника, потрясти его. Лопоухий Дюк лупил из автомата в ночное небо - он ничего кроме него из своей бойницы не видал. Плешак Громбыла тоже выпустил очередь, но тут же опустил ствол. Стрелять было не в кого!
- А-а-а!!! Падлы! Всех перебью! Суки, заразы, чего смолкли!!! - взвыл бешено Гурыня. Он уже очухался и разворачивал машину к ближайшим домам. - Огонь, падлы!!!
Багу не надо было упрашивать. Он принялся стрелять по освещенным окнам, не разбирая, что к чему, зачем. Дюк и Плешак, отбросив страхи, поддались общему азарту.