Помещение сокровищницы было отмыто Галоном от крови, остатки трупа несчастной Мисаны унесены в мешке за скалы и зарыты в землю.
Конечно, возникали вопросы, куда девалась рыжеволосая красавица, но на них никто не мог ответить, кроме самого Лира и его приближенного слуги, но они никому ничего не поясняли.
Затем не очень идеально был разыгран спектакль: ночью от берегов острова отчалил корабль и Галон твердил, что на нём была отправлена на восточное побережье Мисана, потому что она не понравилась хозяину. Правда, гребцы, которые сидели на вёслах на этом корабле не заметили, чтобы девушка хоть раз вышла на палубу и даже часа, когда она вообще села на корабль. Вероятно, Галон завёл её в каюту раньше, чем гребцы сели на вёсла и девушка, огорчённая неуспехом в постели демонобыка, всё путешествие просидела взаперти. Никто также не заметил, как она сошла с корабля на материк. Вероятно, когда Галон отправил проголодавшихся гребцов в ближайшую от порта столовую, чтобы они перекусили.
Всё это выглядело странно, но копаться в подробностях этого дела никто не решился. Уж если дело странное, то оно может оказаться и страшным, если его разворошить. А кому это нужно? В мире, где благополучия не так уж много, надо уметь его ценить. Хозяин острова всех кормит, одевает, даёт кров и даже немного денег — что ещё надо? Самому, что ли, искать себе места в мире, где всё схвачено? Или нажить ещё большие неприятности излишним любопытством? Нет уж, лучше принять за правду преподнесённую историю.
Лир, однако, пребывал в досаде и раздражении от понесённых неудач с Мисаной.
— Нет, эти девицы, что привезли мне купцы, недостаточно красивы! — сетовал он. — Что ж, придётся выбрать из них самую умную. Может, хоть женский ум потешит моё сердце!
И он вскоре выбрал из всего гарема некую Жакилу, девицу, окончившую школу в Шалке, начитанную, разбиравшуюся в истории и географии.
Ум явно взял доминирование над красотой, потому что Жакила пережила Мисану на целых восемь дней, а затем Галон нашёл её в сокровищнице мёртвой, насаженной на черенок лопаты, которой гребли драгоценные камни из вазонов в сундуки. Позднее Лир объяснил, что новая любовница огорчила его тем, что её умственные способности были направлены не в то русло, какое ему бы хотелось, поэтому она говорила слишком много глупостей вместо умных слов, которые бы Лира успокаивали и вдохновляли на великие дела. Бедняге Галону пришлось снова заметать следы.
Девушки были одна несовершеннее другой, поэтому Галон опасался за то, что весь гарем пойдёт в расход. Но демоническая половина Лира начала постепенно успокаиваться и он просто проводил с ними по очереди ночи, чтобы удовлетворить зов плоти.
И каждый день Лир сетовал, что у него нет идеальной красавицы, которая могла быть хороша собой от природы, а не за счёт нарисованного лица.
Однажды он говорил об этом с Галоном, проходя по анфиладе комнат, где шла уборка и один из полотёров, услышавший его слова, вдруг робко обратился к нему:
— Хозяин, прости за дерзость, что смею без разрешения с тобой заговорить. Но я знаю такую красавицу, которая тебе нужна.
Лир медленно повернул голову в сторону произнесшего это и густые чёрные брови его, ещё более чёрные, чем вся шерсть на бычьей морде, сурово сошлись на переносице. Полотёр, жилистый мужчина тридцати лет, сутуловатый, опершись на швабру, стоял перед ним, опустив голову.
— Не лжёшь ли ты мне? — глухо прогудел демонобык. — Я не люблю вранья. Откуда ты мог знать такую женщину?
— Я ведь не всегда жил на острове Алмазов. Я родился в другом месте, в горах Уш.
— Горах Уш? Чей хребет проходит как раз посередине материка?
— Да. Именно там находится совсем маленькое княжество, которым правит эта женщина. Клянусь, я видел её раньше, я жил в её княжестве и даже был знаком с ней лично. Более того, у меня есть её портрет и я даже могу показать его тебе, в доказательство, что я не вру.
— Как же у тебя, полотёра, мог оказаться портрет княгини?
— Но ведь я не всегда был полотёром.
— Тогда неси портрет, покажи мне его! — приказал Лир. — Я жду тебя в зале для гостей, там больше света, чем везде во дворце, я хочу хорошенько рассмотреть этот портрет.
Вскоре требование Лира было удовлетворено. Он устроился в кресле возле округлого стола из красного дерева и слуги установили перед ним картину, написанную на небольшом холсте и прикреплённом к доске.
Когда с картины была сдёрнута мешковина, оберегающая её от повреждений, Лир увидел лицо молодой женщины редкой красоты. На него смотрели её большие прозрачно-голубые глаза, холодные, как горные вершины и такие же надменные и гордые. Над ними пролегали чёрные вразлёт брови. Лицо было ярким, с правильными нежными чертами, его обрамлял ореол чёрных кучерявых волос, ниспадавших на полные округлые плечи и небольшие груди под белоснежной сорочкой. На картине был изображён только бюст красавицы и только одна левая рука — белая, пухлая, но с очень тонкими пальцами, сжимавшими букет из подснежников. На среднем пальце красовался массивный перстень с рубином в золотой искусной оправе.
— Женщина чудесной красоты! — восхищённо произнёс Лир, не сводя с портрета восторженных глаз. — Да, она на самом деле очень хороша! Как зовут эту красавицу?
— Майя. Княгиня Майя.
Лир протянул руку к портрету и осторожно коснулся кончиками пальцев изображения лица женщины, с наслаждением любуясь им. Затем улыбнулся и повернул морду к полотёру, стоявшему в трёх шагах от него:
— Да, я хотел бы владеть этой женщиной! Она станет моей. Но, — он снова улыбнулся, — надеюсь, красота и яркость её лица не за счёт искусно нанесённой косметики? Иначе мне придётся оторвать ей голову вместо того, чтобы сделать хозяйкой Алмазного острова! — Лир, однако, произнёс угрозу каким-то немного дурашливым голосом, как будто шутил.
— Нет, хозяин, краски её лица — это краски самой природы. Не сомневайся в её красоте. Она прекрасна и молода.
— Да, и, видимо, не тощая, чувствуется сочность тела! — с упоением продолжал Лир, снова обращаясь к портрету. — А то я, признаться, не очень люблю слишком худых — они как хрупкие статуэтки, которые опасаешься обнять так, как хочется — вдруг сломается? — он хохотнул. — Правда, у Майи не очень большая грудь, а мне, как сыну коровы, по вкусу женская грудь покрупнее, ибо, говорят, каждый мужчина видит в возлюбленной подобие своей матери! — сын коровы явно сменил в Лире демона, потому что его тянуло шутить. — Но это всё не важно, — лицо его вновь стало серьёзным. — Красота лица — вот её главное достоинство. А оно великолепно! В нём всё совершенно, я ведь очень хорошо вижу чужие недостатки, а здесь я и придраться ни к чему не могу. Вот что, ступайте! — без всякого перехода неожиданно обратился он к Галону и полотёру. — Я хочу в одиночестве полюбоваться портретом моей будущей жены! — он махнул рукой.
Галон и полотёр покинули зал для гостей.
Оказавшись в коридоре они было развернулись, чтобы отправиться каждому по своим делам, как вдруг до Галона донёсся приглушённый голос полотёра, очевидно, пытавшемуся произнести слова себе под нос, не обращаясь ни к кому из окружающих:
— Ну, вот сука проклятая, я обещал тебе отомстить — и отомстил. Не расхлебаешь теперь горя, когда тебя будет домогаться чудовище! Прервётся твоя жизнь, полная самодовольства и наслаждений, получишь сполна за свои преступления!
Галон резко развернулся, зашагал вслед за полотёром и, настигнув его, ухватил за шиворот.
— Что ты сейчас сказал?
— Н-ничего, — робко ответил тот, заикаясь от волнения.
— Лжёшь. Повторить слово в слово то, что я сейчас услышал?
Полотёр опустил глаза и сутулая фигура его согнулась ещё сильнее.
— Ну-ка, пойдём! — властно проговорил Галон, указывая ему в сторону своей комнаты. — Всё, всё расскажешь, что ты задумал и откуда у тебя портрет красавицы!
========== Глава 5. Майя ==========