Выбрать главу

Галон махнул рукой:

— Ну, довольно. Ступай-ка, домой свою часть коридора.

Криг, выгнув спину колесом, уныло побрёл прочь.

========== Глава 6. Княжество в горах Уш ==========

Сын коровы вновь сменил демона в непростой душе Лира. Он поместил портрет красавицы в своей спальной и то и дело возвращался туда, чтобы полюбоваться им. Он изменился и в поведении и пытался слишком часто шутить и острословить, что раньше не замечалось за ним никогда — вечно суровым и угрюмым.

Он решил написать письмо княгине Майе, в котором самым непосредственным образом, почти по-детски, открыто признаться в своих чувствах и предложить ей брак с ним, поскольку она, будучи идеальной красавицей, достойна его, того, кто богаче всех на материке Гобо, а возможно, и будущего правителя мира. Но он был не искушён в красноречии и не знал, как бы составить это письмо, чтобы произвести на прекрасную княгиню впечатление умного и утончённого. Галон посоветовал ему обратиться за помощью к Мариониле, потому что она прочла немало книг о любви и могла достаточно прилично изложить текст любовного письма.

Но когда Лир попросил об этом Марионилу, она расплакалась и убежала прочь. Она ревновала. Её раздражал гарем Лира, она злилась на толпу самодовольных алчных девиц, теперь то и дело шнырявших по дворцу, но когда она узнала, что Лир влюбился в портрет далёкой красавицы, Марионила просто возненавидела её.

И в составлении письма Лиру помог её отец Боруг, который хоть и догадывался о влечении дочери к демонобыку, но не одобрял его. Он считал, что дочери лучше было бы отправиться на материк, на восточное побережье, к своей тёте, которая помогла бы найти ей жениха. Лир наверняка бы не стал силой удерживать девушку на острове, потому что он относился к ней лучше, чем к кому-либо. Но Марионила заупрямилась и никак не желала оставлять остров. С виду тихая, скромная, кроткая, она даже сама не подозревала, насколько может быть твёрдой и непреклонной в стремлении достигнуть своей цели. Она относилась к разряду людей, убеждённых, что терпение и труд всё перетрут.

Письмо для княгини Майи оказалось чуть ли не произведением искусства — так расстарался Боруг. У Лира даже появились сомнения: хорошо ли выдавать такое красноречие за своё собственное, ведь он так не любит ложь? Однако, желание показаться красавице лучше, чем на самом деле, взяли над ним верх и в горы Уш был отправлен посланник Лира, один из его лучших слуг с письмом для Майи.

Лир начал постепенно распускать свой гарем.

— Зачем они все мне теперь, когда я нашёл совершенную женщину? — говорил он. — Разве я стану довольствоваться посредственным, когда есть лучшее из лучших?

Расставался он со своими бывшими любовницами по-хорошему, как истинный сын коровы, наделяя каждую на прощанье большим ларцом с алмазами высшей породы и гардеробом из бархата, шёлка и виссона.

— Я по-прежнему честен, — говорил он. — Я же обещал обогатить их взамен на уважение, не на любовь, а только на уважение. Они уважительно относились ко мне, так пусть получат свою долю счастья!

И он ждал ответа от княгини Майи, считая дни.

Он то и дело вызывал к себе Крига и выжимал из него информацию о Майе, как сок из лимона. Разумеется, Кригу пришлось пересказывать свою печальную историю о взаимоотношениях с Майей и Лиру, но Лир категорически запретил ему во время повествования как-то ругать или критиковать княгиню.

— Это только твоя точка зрения, — говорил он Кригу. — Ты злишься на женщину, что не ответила тебе взаимностью и наказала за дерзость, за то, что ты считал себя достойным её. Но это всего лишь обида, не более того. Обида, свойственная слабому и ничтожному человеку, не способному добиться ничего самостоятельно, рассчитывающему только на удачу, которой вообще доверять нельзя! Так что придержи при себе своё мнение и рассказывай мне о Майе как можно больше. Может даже я награжу тебя.

И Криг говорил и говорил. Лиру теперь стало известно о Майе всё, вплоть до того, что у той в четырнадцать лет была любимая кукла с золотыми волосами, которую звали Анна. Он выяснил, что Майя любила клубнику и пыталась учиться играть на струнном арфообразном инструменте, называемом комла и очень популярном у жителей гор.

— Ты не отомстил Майе, — говорил Лир Кригу, — ты просто стал инструментом судьбы, посредником, указавшим на Майю её суженому. Со мной её ждёт великая судьба. А ты, видно, так и останешься полотёром, не быть тебе князем.

Лир испытывал некоторую ревность, он ревновал Майю к Кригу, который касался её тела. Успокаивало только то, что Криг, в конце концов, оказался отвергнут.

С тех пор, как Майя вышвырнула из своей жизни Крига, миновало десять лет, но прекрасная княгиня почти не изменилась внешне, только может, ещё немного поправилась телом. Возраст, казалось, не имел над ней никакой силы.

За все десять лет правления княжеством Майя приобрела прозвище Паучиха, но так называли её за глаза не столько подданные её княжества, сколько князья-соседи, с которыми она состояла в союзе. Всё это случилось с лёгкой руки князя Бела, который не мог пережить того, что она отказалась стать его женой и предпочла ему, как он считал, полное ничтожество. Бел, обиженный до нельзя, мстил ей, как мог. Её маленький город, которым она управляла, наводнился его шпионами и соглядатаями, высматривавшими все её прорехи, на которые Бел мог бы донести совету союза Князей. Однако, найти какие-то существенные изъяны в этом городке было сложно.

Город Майи был населён людьми с таким же менталитетом, как и во всём союзе княжеств Уш. Он был чем-то схож с описанным прежде приокеанском городом Шалкой и одновременно он был другой. Так же, как и в Шалке, в городе Майи царила величайшая тишина и покой, но из тех сортов покоя, какой вызывает застой. Летом город зарастал сорной травой, а зимой его засыпало снегом чуть ли не по самые крыши, потому что жители не любили ни выпалывать траву, ни чистить снег. Не то, чтобы они были ленивы, просто считали это пустым и необязательным занятием. Снег чистился только у крыльца, ровно настолько, чтобы можно было открыть дверь, а дальше вполне можно передвигаться по сугробам, даже утопая в них по пояс. Тем более, никто не считал, что вред может быть от сорной травы, выраставшей выше человеческого роста и мимо неё ходили по узким протоптанным тропам.

В городе было много каменных заборов, хоть и не таких толстых, как в Шалке, но зато высоченных, почти в два человеческих роста и тянущихся вдоль узеньких тёмных улочек. Но больше было лачуг, которые вовсе не окружал никакой забор, они плотно жались друг к другу, образуя из самих себя плотное ограждение, обычно выстраиваясь квадратом и образуя внутренние дворы, обычно очень грязные и изобилующие травой, травой, травой в летнее время и гигантскими сугробами — в зимнее, создававшими временную иллюзию чистоты…

Таким этот город был и сто лет назад до рождения Майи, когда носил имена других правителей и за всё время в нём ничего не изменилось, потому что никто не хотел перемен, обитая в дремотной пыльной паутине застывшего времени.

Между тем, жители города не были замкнуты, здесь царили законы гостеприимства и это было логично, потому что как бы ни был дорог горожанам, да и жителям деревень вокруг неподвижный покой, всё же хотелось услышать хоть какие-то новости и узнать, что творилось во внешнем мире. Жители Уш были домоседы и неохотно путешествовали. В их городах почти не было гостиниц или постоялых дворов, но странник, забредший в город или деревню Уш, мог всегда найти у кого-нибудь из жителей приют в обмен на какие-нибудь новости или истории, если, конечно, у него не было разбойничьего вида. А купцы и вовсе традиционно останавливались в княжеском доме.

Края Уш, как и почти весь материк Гобо уж давно не тревожили войны. Единственным беспокойством их могли служить только разбойничьи банды, скрывавшиеся в горных лесах и время от времени грабившие деревни или нападавшие на купеческие караваны. Разбойников пытались ловить, князья создавали для этого даже дружины, но это мало помогало, в разбойники шли люди расторопные и трудноуловимые, поэтому люди Уш поступали более привычно — терпели и смирялись. И строили высоченные каменные заборы в два человеческих роста, создававшие иллюзию защищённости как от лихих людей, так и медведей и волков, забредавших в деревни и города в поисках добычи.