Эти слова она произнесла в присутствии Чалки и Кирки, но те и глазом не моргнули, казалось, нисколько не обидевшись на то, что их сравнили с навозом. Мысли их были лишь о том, что получат они, став жрецами Каджи и Свири — хороший кирпичный дом, деньги, сытость.
Лир немного подумал и согласился, в душе решив, что использует этих людей только для самого мерзкого и нечистого дела — принесения двухсот младенцев в жертву Каджи и Свири, после чего демоны примут статус богов и тогда наверняка многие из более благородных людей захотят стать их жрецами. И тогда он вышвырнет ничтожных лахи, как салфетку, которой вытерли грязь. Но пока придётся замараться самому, обучая этих дрянных людишек жреческому делу.
Теперь он проводил дни в храме, в одном из закрытых помещений для жрецов в учительстве. Чалки и Кирка оказались способными учениками и ловили на лету каждое его слово. Кроме того, они привели в храм и своих четверых старших детей — дочерей пятнадцати и десяти лет и сыновей тринадцати и двенадцати лет, чтобы посвятить в жречество и их. Им была выдана новая чистая одежда из льна и шерсти, взамен рванья, которое они носили почти всю свою жизнь и было строго-настрого запрещено являться в храм с немытым телом и волосами.
Однако, время поджимало и не позволяло сначала полностью обучить новых жрецов всем ритуалам и правилам нового культа, требовалось как можно скорее выполнить главное — принести для Каджи и Свири требуемые ими жертвы. Необходимо было всё успеть, потому что биологические часы Лира перестали его щадить. Однажды Майя, расчёсывая его длинные космы, чтобы успокоить его и привести его мысли в порядок и равновесие, обнаружила среди его чёрных, как смоль, прядей немало седых. Она расстроилась, но не спешила сказать об этом мужу, но он, заметив печаль на её лице, выпытал у неё всё.
— Значит, мне нужно быть ещё более расторопным, — промолвил он. И в тот же день отправил семейство Чалки по деревням, чтобы они раздобыли хотя бы двух младенцев — для жертвоприношения для Каджи и Свири. Сделать это они должны были быстро, не дольше, чем за сутки, поэтому им были выданы тарантасы, запряжённые парой лошадей для скорости.
Однако, лахи оказались ещё расторопнее и не прошло и четырёх часов, как они внесли в дом Лира двух младенцев женского пола. Лир догадался: девочки в многодетной и бедной семье оказались не нужны, потому что они не могли бы в будущем работать так, как сыновья и обеспечивать родителей, они бы стали только обузой, лишним ртом. К тому же, на материке Гобо было популярно брать приданое за женой, а какое уж тут приданое могут дать в бедной семье! Похоже, семьи были только рады возможности избавиться от дочерей.
Члены семьи Чалки нисколько не смутились, когда Лир поведал им, что они должны убить у алтарей новых богов малых детей, которым не было и года — одного зарезать, другого сжечь живьём. Они выслушали спокойно и Чалки заметил хладнокровным голосом, что у него есть опыт по части закланья — ему приходилось резать поросят.
Обряд требовалось проводить в дневное время, но Лир, во избежание ненужных разговоров в городе решил совершить его при закрытых дверях в храме, без свидетелей. Позднее, конечно, все об этом узнают и принять традицию регулярных человеческих жертвоприношений придётся всему материку, но это позже, когда Каджи и Свири будут достаточно сильны.
— Надеюсь, вы понимаете, что не следует болтать на каждом углу о том, что вам предстоит сделать, — предупредил Лир жрецов. — Это в ваших интересах, ведь многие могут это неправильно понять и отомстить за убитых девочек — вам.
— Конечно, хозяин! — бойко ответил Чалки. — А после первого жертвоприношения мы можем переселиться в хороший домик в посёлке жрецов? — он снова широко улыбнулся. Лир лишь угрюмо промолчал в ответ.
Для жрецов были изготовлены ритуальные одежды: жрецы Каджи облачились в хламиды цвета терракоты и на шеи их были наброшены тяжёлые бусы в несколько рядов из серого мрамора; жрецы Свири — в алые одежды и бусы из рубина. На головах старших жрецов были шапки с четырьмя рогами. Старшим жрецом Каджи стал Чалки, а Свири — его жена. Лир также облачился в терракотовые жреческие одежды, а Майя — в алые, покрыв голову шапкой с рогами, считая себя также старшей жрицей своего отца.
Дети Чалки должны были исполнять ритуальный гимн, в котором не было ничего сложного, просто требовалось нараспев повторять слова для Каджи:
Слабым был — сильным стал!
Кровь лилась,
Кровь впиталась,
Сильным стал — слабым был!
И для Свири:
Пузыри по коже,
По коже пузыри!
Сила идёт, сила идёт!
Ашугалатарамнаратаслиоарс шалагаранма!
Последняя фраза не означала ничего, это была абракадабра, тем не менее, она была важна для обряда и дети Чалки старательно выговаривали её.
Несмотря на то, что лахи избегали грязных работ, многим из них, видимо, было неплохо знакомо ремесло мясника и Чалки ловко перерезал младенцу горло над каменным алтарём, а затем, перевернув вниз головой и, взяв за ноги, аккуратно нацедил кровь в ритуальный сосуд. Когда сосуд наполнился, его старшая дочь взяла этот сосуд, приблизилась к глыбе, с которой лукаво и хищно взирал на неё барельеф, изображающий черты лица демона Каджи. Она тщательно смазала кровью губы идола, а после остаток крови вылила в дыру рта, также напевая: «Слабым был — сильным стал…»
Жена Чалки справилась с принесением жертвы в храме Свири также исправно, как и её муж. У неё не дрогнул ни один мускул на лице, когда она положила в жаровню на раскалённые угли девятимесячного ребёнка и ни капли жалости не отразилось в её глазах от того, что ребёнок умер не сразу, корчась от боли и заливаясь истошным криком.
Лир и Майя также смотрели на это с каменными лицами, держась за руки и ощущая, как ладони их потеют так, как будто их окунули в воду.
По окончании ритуала оба ощущали опустошение и непонятный страх, но не решались сознаться в этом друг другу. Ведь им предстояло пройти через это ещё сто девяносто восемь раз.
Чтобы как-то расслабиться после пережитого, они вместе приняли горячую ванну, пытаясь веселиться, обнимаясь и ласкаясь друг к другу в воде с растворёнными в ней благовониями, но у обоих не проходила внутренняя дрожь и закрадывающиеся в душу сомнения… в своих отцах.
На другой день Чалки и Кирка пожаловали к ним в княжеский дом, чтобы поинтересоваться, не могут ли они теперь, после того, как оказали услугу хозяину и его супруге в храмах, переехать в хороший каменный дом в посёлке для жрецов. Лир встретил их с мрачным выражением лица. Он не испытывал чувства благодарности к этим лахи за то, что они совершили для него то, что отказывались сделать другие, но понимал, что эти люди ему ещё нужны и за это их ненавидел.
— Вот выполните всё до конца, тогда получите свой дом!!! — рявкнул он на них. — Ещё сто девяносто восемь детей, вы поняли?! — глаза его свирепо сверкнули.
Чалки и Кирка начали усиленно кланяться:
— Мы поняли, хозяин, поняли, мы расстараемся для тебя, мы добудем всё, что ты хочешь! Не сомневайся в нас никак, мы пойдём по всем деревням и если нам не дадут детей добровольно, мы даже выкрадем их для тебя, даже рискуя жизнью! Слышишь, хозяин, мы не пожалеем жизни, настолько мы преданы тебе! Верь нам, верь нам! А скажи, хозяин, ты подаришь нам дом насовсем или позволишь только в нём пожить?
Лир окинул их надменным и презрительным взглядом:
— Вы полагаете, что если я скажу «насовсем», то этот дом станет вашей неотъемлемой собственностью и я не смогу его отнять обратно, если решу? В этом мире всё — моё и только моё. Даже ваши жизни. Я пущу вас жить в хороший дом за хорошую услугу с вашей стороны и если вы и дальше будете мне хорошо служить так, чтобы вы действительно были мне полезны — вы будете владеть домом.