====== Глава 10. Империя зла ======
А в княжестве Дана все силы были брошены на строительство храма Светоносного. Юный князь самолично следил за строительством, чтобы всё было создано правильно, до мелочей.
Работы не прекращались даже ночью. Вокруг стройки были возведены фонарные столбы, на самом строительном объекте были всюду развешаны светильники на цепях, укреплены факелы. Рабочие сменяли друг друга. Сам же князь почти не проживал в своих хоромах. Он отдал приказ поставить ему шатёр в священной роще возле храма, когда-то принадлежавшего его отцу, между деревьев. Там он ночевал и проводил время в медитациях, предаваясь сеансам ясновидения. То, что он принял решение находиться среди деревьев во время своего отдыха, имело объяснение. Однажды во время сеанса ясновидения он попытался поподробнее увидеть, как действовала Ысхуд. И он увидел: она всё ещё обитала возле мёртвого дуба, но на этот раз она собрала вокруг себя толпу мужчин. Это были атаманы разбойничьих банд. Ысхуд обещала им власть в обмен на служение ей. Каждый главарь разбойников в будущем мог претендовать на княжеский престол в каком нибудь городе на Ситоре. Но для этого ей, Ысхуд, необходимо прежде захватить большую власть самой. Ей мало было того, что она управляла полчищами лей. Видимо, она не собиралась уничтожать всё население Ситоры, поэтому не спешила отдать приказ леям на массовое уничтожение. Ей было нужно золото. И драгоценные камни. Она намеревалась собрать у себя чуть ли не всё золото Ситоры, закрыть его в своих тайниках и частично власть купить, а там, где это не удастся, воспользоваться действиями лей. Разбойники должны были грабить для неё и приносить ей золото. Не требуя своей доли. То, что сегодня они сделают для неё, завтра окупится им сторицей. Дан узнал об этом, но за такие сведения пришла расплата по принципу: если ты долго смотришь в бездну, бездна начинает смотреть на тебя. Ысхуд вдруг поняла, что её видят. Почувствовала на себе взгляд не простого, хоть и смертного существа. И весьма для неё опасного. Она встрепенулась, прервала свою речь перед разбойниками, и повела носом, как бы нюхая воздух, пытаясь что-то распознать. А потом взглянула перед собой таким взглядом, что Дан понял: она тоже видит его. И ему стало страшно. Ах, если бы рядом был отец!.. Не мать, нет, она была сильной женщиной, но она — женщина, а ему, Дану, хотелось поддержки от мужчины. Юноша спрятал голову в колени и просидел так какое-то время. Жить становилось всё труднее. Он рассказал о своём видении Бали и тот предложил помощь больших в строительстве храма Светоносного. Если Ысхуд поняла, что ей противостоят, она наверняка этого так не оставит. А значит, храм Светоносного следовало воздвигнуть как можно скорее, чтобы защитить Чироку от неё. Дан только обрадовался: это была бы хорошая помощь. И он не ошибся. Оказалось, что большие умели не только воевать в одиночку против полка, но и проявили себя, как отличные работники. Им ничего не стоило подавать камни и другие грузы наверх, даже трудиться в каменоломнях, вытёсывая глыбы и в лесах за рубкой леса и носить в город охапки брёвен и горы камней и мешков с глиной. Именно благодаря им величественный храм был достроен за несколько дней — небывалый случай, чудо в Чироке! Осталось дело небольшое, но самое важное: установить в главном зале храма святая святых — стелу с изображением лилии, символа Светоносного. Но для этого требовался особый, благоприятный день. И накануне этого дня Дану явилось видение: Ысхуд шагала по направлению к Чироке. Пешком. Большими размашистыми шагами. Это было отвратительное зрелище. Ужасное тело Ысхуд было обнажено, на нём не было даже пояса, только несколько амулетов на верёвках болтались на её шее. Она двигалась по пыльной тропе, делая огромные шаги и земля сотрясалась от них под тяжестью её громоздкого тела, когти на пальцах ног пронзали почву. Грива её развевалась по ветру, маленькие груди тряслись и болтались, как две тряпицы, руки рубили воздух. А глаза горели адским огнём. Дан не знал точно, в какой точке Ситоры она находилась, но ощущал: далеко от Чироки. На расстоянии тысяч километров. Но она собиралась преодолеть его пешком, не пользуясь средствами телепортации, вроде Древа Мира. Очевидно, обладая способностью переходить из одного измерения в другое, она не имела возможности так легко и быстро преодолевать расстояние внутри самого измерения. И ей по какой-то причине не подходил обычный транспорт, которым пользовались обычные смертные — ездовые животные. А может, она совершала жертвенный ритуал, передвигаясь на собственных ногах, чтобы добиться успеха. И ещё было очевидно: если Ысхуд направлялась в Чироку лично, а не послала туда лей, означало, что она не умела управлять ими на расстоянии. Дана снова охватил трепещущий страх, но он усилием воли постарался взять себя в руки. “ — Бояться нечего, — рассуждал он, — Сама она не доберётся, чтобы разорвать меня на части — деревья не пустят. А вот лей натравить может. Но я же не мой бог-отец, сражаться с ними я не способен. Но и они самое страшное, что могут сделать со мной — это убить моё тело. Только ведь мой век и должен быть короток. Меня ждёт высший мир Золотой Звезды, мать и отец. Значит, ничего страшного не произойдёт, если я буду убит леями. И миссию свою я почти выполнил — храм Светоносного уже почти построен, а чтобы эти храмы появились на всей Ситоре, об этом позаботиться может, ну, хотя бы Бали. Я могу оставить княжество ему, как и продолжение своей миссии. Так что бояться мне нечего, бояться нечего…» И на следующий день произошло ужасное событие: место в храме Светоносного, где должна была быть установлена стела с изображением лилии, оказалось осквернено. Объект никем не охранялся, не было даже предположения, что такое может произойти. На полу, на квадрате, нарисованном на том месте, где положено было в назначенный день установить стелу, лежала отрезанная голова скверного животного — хорька и его кровью был выведен знак хорклов: загогулина, заканчивающаяся чёрным кружком. Увидевшие это, пришли в ужас, на место происшествия был зван князь. — Это не беда, — произнёс Дан, — это место ещё можно очистить. Вот если бы здесь оказалась человеческая голова и кровь, тогда всё пропало: храм пришлось бы строить заново. А так всё ещё поправимо. Но тот, кто совершил это, заслуживает самого сурового наказания. Он — преступник. Потому что из-за его преступления мы вынуждены потерять время на очищение осквернённого места, а его у нас может и не остаться. Ысхуд уже на пути к Чироке и кто знает, в какой день и час она войдёт в него. Всё может быть потеряно! — Мы непременно найдём, кто это сделал! — горячо проговорил Бали. — Эй, кто тут в Чироке самый лучший сыщик? — обратился он к толпе, стоявшей за его спиной в зале храма. — Не надо сыщика, — промолвил Дан. — Уже сегодня я найду его. Дан приказал всем покинуть осквернённый храм и теперь тщательно охранять его. Охранниками вызвались быть большие, по очереди сменяя друг друга. Они были полны энтузиазма, как никто. Дан направился к священной роще, где был расположен его шатёр, благо роща эта находилась неподалёку от храма Светоносного, как и от храма бога Али. Там, уединившись, он возвёл руки к кронам деревьев и отдал мысленный приказ: растения должны были искать преступника, осквернившего храм и задержать его. Вечером того же дня юному князю было донесено: на одной из улиц Чироки молодой мужчина запутался в кустах шиповника, ветви этого растения оплели его руки и ноги, как верёвками, вонзили в его тело шипы и бедняга до сих пор барахтается в них, обливаясь кровью, не в силах освободиться. — Теперь всё ясно, — промолвил Дан и самолично отправился к месту происшествия верхом на коне, в окружении небольшой свиты. За ним увязался и Бали, которого манило всё необычное. Мужчина всё ещё бился в плену колючего кустарника, надеясь с ним справиться, вероятно, предполагая одолеть тонкие веточки, но это ему никак не удавалось. И прекратил борьбу только тогда, когда над ним выросла фигура молодого князя верхом на коне. Он оцепенел, глядя вверх на Дана округлившимися от ужаса глазами. — Чего тебе не хватало? — промолвил князь. — Почему ты решился сделать это зло? — он махнул рукой и ветки шиповника разомкнулись на окровавленных руках их пленника. Несчастный поднялся на ноги, но тут же был схвачен людьми из свиты князя, которые начали вязать его верёвками. Теперь Дан мог разглядеть его. Это был довольно видный мужчина лет тридцати: у него было красивое лицо, большие выразительные живые глаза, сочные, блестящие, бархатные чёрные изящно изогнутые брови, короткий ястребиный нос, мужественный рот, вероятно, сверкавший белозубой улыбкой, когда положение его хозяина не было так плачевно. У него были пышные чёрные волосы, падавшие на шею, шея длинная, крепка. Он был высокий, стройного телосложения, одет не бедно и не богато: в льняную рубашку и штаны. — Я не хотел, чтоб в нашем городе был храм непонятного бога, — пробормотал он. — А разве тебе это решать? Да как ты посмел? Разве жрецы нового храма не ходили по городу и не разъясняли всем подряд, что этот храм строится для защиты от чудовища Ысхуд? — Я не поверил жрецам. Никто не знает этого бога. Лучше бы его храма не было с нашем городе. — Это тебя не будет! — глаза Дана сделались холодными, как лёд, в голосе послышалось рычание. — Ты не просто умрёшь: ты долго будешь помнить эту смерть в Хаосе! Отдав приказ отправить преступника в темницу, князь пришпорил коня и понёсся по городским улицам по направлению к священной роще. Он сдержал своё обещание. Он на самом деле казнил осквернившего храм Светоносного на следующий же день, но до этого ночь напролёт он медитировал, вопрошая, как он может наказать провинившегося, чтобы смерть для того стала бы ещё не самым страшным наказанием. Осквернителю храма была отрублена голова и Дан отдал её Бали: — Ты способен переходить из мира в мир. Прошу тебя, воспользуйся Древом Мира и доберись до измерения Чёрной Ямы. Голова негодяя должна оказаться там. Тогда он навечно останется в Хаосе и уже не сможет родиться ни в одном измерении. Разве что в мире Золотой Звезды, но тогда уж он осознает свою вину. Бали не счёл наказание чересчур суровым: он был вполне согласен с князем, что осмелившийся осквернить храм Светоносного достоин именно этого наказания. Ведь из-за него может теперь погибнуть весь город! И он в точности выполнил приказание князя, пройдя через Древо Мира с отрубленной головой мужчины и вернувшись уже без неё. А тело преступника было зарыто в землю на окраине кладбища, без всяких почестей. И вновь потянулась полоса тревоги, особенно для Дана, созерцавшего своим внутренним зрением, как сокращается расстояние между Ысхуд и Чирокой. Чудовище было невероятно выносливо: оно шло и шло, не передыхая, оно спало, продолжая шагать, оно пило воду из рек, которые переплывало, или из родников, пересекая леса, руками ловило любое животное или птицу, разрывало его и съедало сырым, вместе с потрохами, шкурой или перьями. Но храм оказался очищен силами Золотой Звезды и князю был дан сигнал о том, что в нём пора устанавливать стелу с изображением лилии. И когда это было сделано, Дан увидал: Ысхуд резко остановилась. Очевидно, она обладала определёнными знаниями и поняла, что в том месте, куда она целеустремлённо направлялась, леи по её приказу уже не появятся. И она испустила яростный вопль, полный ненависти и злобного бессилия. После этого в хоромах князя был устроен пир, на который были званы старейшины всех соседствующих с Чирокой городов. И на этом пиру Дан завёл разъяснительную беседу со старейшинами о необходимости строить храмы Светоносному и в их городах. А позже он повёл толпу гостей в этот храм, чтобы показать его устройство. И повторилась история, какая уже происходила с матерью Дана, когда она заставляла князей, соседствующих с Шабоной, строить храмы Светоносного и в их краях. Старейшины не поверили Дану, что их городам и сёлам грозят полчища лей, руководимых чудовищем по имени Ысхуд. И не спешили строить нужные храмы. И вскоре, как когда-то на Фарнаке, в их краях перестали рождаться урожаи. И был голодный год и голодное время. И недоразумение. И разъяснения от Дана о его способностях и власти над растениями, которым он мог приказывать, родиться им или нет. И когда старейшины всё же начали строить храмы Светоносному в своих княжествах, урожаи вновь вышли из земли и на ветвях деревьев. Но упрямство старейшин и то, что они не поспешили строить нужные храмы у себя, дало и другие недобрые результаты. Ысхуд успела завладеть одним из городов Ситоры, который носил название Порра. А потом ещё несколькими городами, натравив на них орды лей и уничтожив в каждом городе более, чем две трети населения. Ужас овладевал всеми, кто слышал о этих страшных событиях. А Ысхуд, под властью которой оказалось уже несколько городов, уже носила статус не княгини, а царицы. И она грозила другим краям. Те, кто остались в живых в захваченных ею краях, завидовали мёртвым. И не было возможности бежать из захваченных Ысхуд мест — леи стояли на границах и не выпускали беглецов. Царица Ысхуд дала название своему царству — Мгира, что означало «навсегда». И в первые же дни своего правления разделила общество на рабов и надсмотрщиков. По её замыслам Мгира должна была отстроиться заново. Рушились старые дома и строились новые. Это были пирамидальные сооружения, каждый ярус которых состоял из узких, как гробы, вертикальных ячеек. Это были новые жилища жителей Мгиры, в которых им предстояло приучаться спать стоя. — Спать лёжа — это великий грех, — говорила в своей речи перед своими новыми советниками Ысхуд, — это изнеживает тело, делает рабом комфорта. А раб комфорта уже ни о чём другом помыслить не может, он уже думает только о собственных удобствах, а не о высшем — что он может сделать для своей царицы. Привыкшим спать в собственных постелях было невозможно даже задремать, стоя на собственных ногах. И по повелению Цсхуд в гробы-жилища были вбиты гвозди, мешавшие расслабиться внутри этих гробов, обмякнуть, а не стоять прямо. Люди умирали массово от бессонниц или, потеряв рассудок, кончали жизнь самоубийством. Казалось, население Мгиры должно бы уменьшаться и исчезнуть совсем, но оно пополнялось за счёт того, что леи похищали людей в соседних государствах. Пирамиды из гробов была лишь малая толика выдумок духини-чудовища. Были и другие повеления: мостить булыжниками улицы, чертить на них белые линии, по которым гражданам следовало передвигаться, глядя друг другу в затылок, а если кто даже случайно сходил с расчерченной линии, тому причиталось наказание — к его ступням гвоздями прибивались деревянные дощечки. — Во всём должен быть порядок! — твердила Ысхуд. — Нет ничего хуже, когда люди неправильно ходят, то задевая друг друга локтями, то перегораживая друг другу дорогу. Это недисциплинированность и анархия, это порождает бунты и революции, а я — сторонница мира и покоя. Так что нам следует заставить этот взбалмошный народ правильному передвижению! Почти под запретом оказалась и одежда и обувь: царица требовала, чтобы её народ поголовно ходил нагой в любую погоду, даже если понижалась температура и лил дождь. — Одежда развивает в каждом человеке жажду собственности, — разглагольствовала она, — а значит, такие качества, как жадность, жажда наживы и мозг затуманивается стремлением к приобретению вместо того, чтобы работать над самосовершенствованием. Это даже хорошо, если тело страдает от холода, когда оно вымокнет под дождём и его обдувает ветер. Страдания тела даёт смирение, а это наилучшее качество в каждом! Было очевидно, что духиня-чудовища пыталась внедрить в обычный мир, где до сих пор хорошего и плохого было пополам, принципы хорклов. И её жестокость не обошла и животный мир. Она не запрещала своему народу питаться мясом, но не дозволяла убить животное сразу. Животное съедалось по частям: сначала у него отрезались конечности, без которых оно жило какое-то время, потом из его тела вырезались куски мяса и жира и так было до тех пор, пока оно не умирало, не выдержав страданий. То же было и с рыбой. Пойманную в реке рыбу запекали и варили живьём. — Животное — низшее существо, — поясняла Ысхуд, — оно не умеет мыслить, как человек, поэтому обязано нести страдания. Это благо — нести страдания тому, кто не наделён правом мыслить. Всё безумное должно нести физические мучения! В этом благо. Перед потреблением яиц, молочных продуктов или вегетарианской пищи каждый был обязан проглотить несколько мелких камней или пригоршню песка. На это у духини-чудовища также были свои аргументы: — Вам нравится вкус еды? Но удовольствие также губительно, как и комфорт. Съешьте сначала то, что вам отвратительно, если ваше тело сумеет это принять, то вы заслуживаете право съесть и то, что вам приятно! Нарушившие правило питания могли и сами стать едой. Ысхуд старательно вводила в обиход мгирцев каннибализм: — Чем мясо человека хуже мяса животного? Чего вы боитесь — быть изжаренными или того, что из вас сделают суп или колбасу? Так вам бояться нечего, вы ведь будете мертвы. И разве раньше, в могилах, вы не были едой? Вас не ели черви? Так что же плохого в том, что вас съедят высшие существа, такие же, как вы? А если вы просто боитесь смерти, то не нарушайте — законов — и будете жить. Были и другие не менее ужасные законы, были планы Ысхуд — они были ещё страшнее. И в краях, соседствующих с Мгирой, знали о том, что творится там. Несмотря на то, что леи не выпускали мгирцев из страны, кое-кому всё же удавалось бежать в соседние края и поведать о всех ужасах, что творились в их державе. И у тех, кто слушал их, от ужаса поднимались волосы на голове. И каждый боялся, что однажды Ысхуд и её полчища придут и в его края и превратят их в ад. Поэтому храмы Светоносному строились в стремительных темпах, на их возведения были брошены все силы, здесь трудились не только наёмные рабочие, нашлось немало добровольцев, работавших бесплатно, только за еду. А пища для них собиралась всеми жителями городов и деревень даром: ничего не было жаль, лишь бы проклятая Ысхуд не пришла на их земли со своими чудовищными законами. Ысхуд, как все великие духи, также обладала ясновидением и знала, что ей пытаются противостоять, воздвигая храмы Светоносного. На это требовалось время и пока храмы ещё не построены, казалось, духиня-чудовище ещё могла бы успеть повести полчища лей на эти земли и завладеть ими. Но сила лей была тоже не безгранична: завоевав для неё несколько городов, леи теперь восстанавливали свою мощь, да ещё и несли охранную службу, никого не выпуская из её владений. Но Ысхуд не унывала. Она была полна веры в себя. И ещё — в силу золота и драгоценных камней. Ей служили десятки тысяч разбойников, промышлявших для неё по всем краям Ситоры. Это были не просто существа, поверившие ей на слово, что им-то за их преданное служение в её аду будет гораздо лучше, чем другим. Каждый из них был под воздействием чар Ысхуд — сила её магии была велика. Разбойники, служившие Ысхуд, почти поголовно были помилованными ею каторжниками или даже выходцами из камеры смертников, которых от казни спасло внезапное нападение духини-чудовища на их страны. И ценой их жизни и свободы было то, что они позволили Ысхуд провести над собой ритуалы, сделавшими их её рабами, уже не способными взбунтоваться. По её повелению они тайно выходили за пределы её державы, рыскали в поисках золота и драгоценных камней — только этого добра, в другом Ысхуд не нуждалась. Они не щадили своих жизней для того, чтобы добыть для неё это. Кто-то из них гиб и Ысхуд заменяла их другими. Кто-то был более удачлив и возвращался в Мгиру с поживой, которая шла в тайники царицы. Ысхуд очень любила золото и случалось, подолгу находилась в своих тайниках среди него, держа в руках слитки, изделия из золота, пересыпала монеты. — Настанет день, я куплю за золото всю Планету, — говорила она вслух сама с собой, — но я хочу не просто купить всех. Я хочу купить всех задёшево. Потому что этим существам, живущим на Планете, грош цена. А я не намерена переплачивать. Я подожду, но не переплачу. Я дождусь того дня, когда ваша жадность достигнет такого пика, что вы продешевите, продав мне всё за бесценок! И у слов её были основания. Казалось, не одна живая душа не согласилась бы добровольно поселиться в стране Мгире или в своих краях устроить что-то подобное, что происходило там. Но не все в державе Ысхуд были страдальцами, там была своя элита, которая проживала не в вертикальных гробах, а в роскошных домах и имело свою долю власти. Им было разрешено поглощать вместо песка и камней перед едой песок из перетёртых сухарей и камни из запечённого теста. И их не особо угнетало то, что надо ходить голыми. Холодную погоду они могли пересидеть в своих тёплых домах или проехаться в каретах. Им было также дозволено в крайнем случае оборачиваться в тёплые пледы. Была у элиты Мигры ещё одна привилегия: кое-кому из её членов было разрешено владеть золотом и драгоценными каменьями и даже носить их на публике. Но никто из них не смел это приобретать, только сама царица дарила украшения за какие нибудь будь особые заслуги. Ысхуд нуждалась в элите. Элита была даже в самих хорклах, ведь кто-то должен был выполнять волю правителей, даже в аду должно было существовать что-то привлекательное, что могло бы в ад заманивать, что могло служить иллюзией для мечтателей, живущих эмоциями, а не разумом. Были в Мгире и свои низшие касты, которым жилось ещё хуже, чем большинству, не являвшемуся элитой. Казалось бы, что может быть хуже, чем проживание в вертикальных гробах, стоявших ярус на ярусе в виде пирамиды? Это были гробы, установленные ярус на ярусе под землёй, в ямах, глубина которых доходила иногда до ста метров. Ямы эти были в городах повсюду, между пирамидами и белыми линиями, расчерчивающие мостовые. Эти же ямы являлись и отхожим местом, от них отходили канализационные стоки в реки. Ысхуд запретила уборные, даже дощатые домики. Справлять нужду отныне следовало публично, на глазах других прохожих, прямо посреди улицы в яму, где проживали сотни неудачников. — К чему стыдиться естественного? — говорила царица, подписывая указ о публичном справлении нужды. — Было бы неестественно, если бы простой смертный человек поглощал пищу и она бы из него не выходила. А так ей требуется выход, зачем скрывать это природное явление? Не притеснение ли это свободы тела? Я освобождаю свой народ от стыда, от отрицания природы! Коснулись реформы и деревень. Крестьянам также было запрещено проживать в собственных домах и для них возводились жилые пирамиды с узенькими ячейками. — Я всё делаю правильно! — Ысхуд самодовольно потирала огромные руки с когтистыми пальцами. — Крестьянские дома занимают слишком много места на земле, которая может родить! И всё из-за потакания телу, чтобы нежить его, спать на кровати, лёжа. Но теперь это безобразие будет прекращено. А за этим последовал и другой закон: крестьянам запрещалось пользоваться трудом животных, потому что они вполне могли бы работать сами, а из-за того, что они содержат животных, помогающих им в труде, они вынуждены строить этим животным сараи. А сараи также занимали землю, которая могла родить. Другое дело, животные, что предназначены для еды. Для них было велено строить многоярусные сараи и вручную выносить из них экскременты, пользуясь верёвочными лестницами, а также затаскивать им еду и воду, что оказалось весьма изнурительно. Но крестьяне и горожане, проживавшие в ямах в городах, как оказалось, были ещё не самыми несчастными существами в Мгире, когда в соседних от этой державы краях разнеслась весть о том, что царица Ысхуд собиралась строить отдельные небольшие города для особых отверженных людей, которых она называла «серыми».