====== Глава 5. Встреча отца и сына ======
Но Сиф внезапно как будто утратил интерес и к тому, что происходило в роще, и к Дану. Он вытащил из кармана лупу, приблизился к окаймлявшему двор храма кустарнику и принялся осматривать его листву через эту лупу.
Через несколько минут вдалеке послышался какой-то гул и громкий хохот, напоминавший дальние раскаты грома. Вытянув длинную худую шею, Дан всмотрелся в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Большие возвращались к храму. Они были всё в том же великанском состоянии и голоса их противоестественно грохотали, распугивая прохожих на улице, по которой они передвигались. Но, приближаясь к храму, они постепенно росли вниз. У всех было приподнятое настроение, они перекидывались шутками, остротами. Впереди вышагивал их вожак, старавшийся выглядеть серьёзнее других, но по выражению его лица можно было догадаться, что он доволен. — Ну, что, всё как надо сделала твоя маменька? — весело закричал он Дану через весь двор храма. Тот ничего не ответил, скрестив руки на груди и надменно приподняв подбородок. Между тем, большие, приняв свои естественные размеры, уже заметили учёных, бродивших перед храмом и изучавших обстановку, а те — их. Начались обмены приветствиями, встреча оказалась довольно тёплой, и те и другие обнимались, наперебой расспрашивали друг друга о своих общих делах. Алзур и Хнут, никак не справлявшиеся с деревьями физической силой, попробовали применить хитрость и также начали сжиматься в размерах и расти вниз, но ветви и корни сжимали их по мере их уменьшения. Наконец, они оказались окончательно пленены в их коконах, как в капсулах, но они не сдавались и продолжали биться внутри них. Большие не сразу заметили, в какой они беде и как-то не сразу вспомнили о них. А Бали только поинтересовался у Дана, завершила ли его мать разгром зала храма. В ответ Дан высокомерно ответил, что если это интересует его, то он сам может узнать об этом, заглянув в храм. Бали взбежал по ступеням крыльца храма и рванул на себя его тяжёлую металлическую дверь… Ялли утопала в могучих объятиях того, кого любила всю жизнь. Счастье за долгие годы — что могло быть слаще? Они лежали рядом на округлом ложе, материализованным богом деревьев как раз посреди его святилища. Он повернулся на бок и лицо его нависло над её лицом, пальцы играли её волосами, гладили лицо. — Надолго ли я с тобой? — спросила она. — Навсегда. — Но ведь ты бессмертен, а я умру когда нибудь. — Я же обещал, что найду тебя и в другом воплощении и мы всё равно будем вместе. — А наш сын? — Ты снова и снова родишь его мне. Она подняла на него взгляд и пристально посмотрела в его глаза. — Но ты когда-то обещал мне это. И бросил меня. И так и не объяснил причину, почему сделал это. — Верь мне: это было сделано ради тебя. Я бы всё рассказал тебе, если бы мне было это позволено. Поэтому я прошу тебя верить мне. Я оставил тебя тогда не потому, что разлюбил. Ялли глубоко вздохнула. Бог деревьев почему-то не хотел ей ничего объяснять. И именно поэтому в её душе колебались сомнения: не предстоит ли ей снова пережить ту боль, что уже однажды была? Что если сейчас она заснёт на этом ложе, а пробудиться одна и снова не увидит его — уже никогда? Ей захотелось как-то отвлечься от грустных мыслей. — А скажи мне, что это за щупальца были у тебя там, в зале? — весёлым голосом поинтересовалась она. — Что-то раньше я у тебя их не замечала. — Раньше у меня и не было их. Да и нужды не было сражаться с леями. Их прежде не было в этом мире. — Неужели бог обязан с кем-то сражаться? — Да. Именно поэтому участь бога нелегка. Именно поэтому я и не предлагаю тебе этого варианта: чтобы ты вложила в эту вселенную часть своей души, стала богиней и уже в этой ипостаси была вечно со мной. — Участь бога в самом деле так трудна? — Она не для женщины. Женщинам-богиням тоже приходится сражаться с леями. А леи не так просты, как кажутся. Они способны если не убить, то нанести болезненные раны даже божеству. И раны эти тяжело заживают, причиняют страдания. Это всё не для тебя. — Отчего же? — Я хотел бы защищать тебя и оградить от любых мучений, а не тащить в измерение, где ты была бы вынуждена бороться. — Значит, я буду твоей вечной смертной женой? — Есть ещё один вариант… Но мы должны быть к нему готовы, поэтому я расскажу тебе о нём позже. Ялли улыбнулась глазами: — А ты не мог бы показать мне хоть одно твоё щупальце? Бог деревьев засмеялся: — Зачем тебе? — Ну, мне хотелось бы хорошенько изучить изменения в твоём теле! Щупальце вышло из бока Али и поползло по бедру Ялли. Она взяла его в руку, погладила ладонью. Затем сжала большим и указательным пальцем его кончик и из него наружу выполз зловещий шип. — Это на самом деле может убить слона? — поинтересовалась она. — Если ему взбредёт в голову стать нашим врагом! — пошутил Али. Ялли провела пальцем по шипу и вдруг громко вскрикнула, подкатила глаза и откинулась головой на подушки: — Ой, я укололась! Лицо Али вмиг смертельно побледнело, глаза округлились: — Ялли! Девочка моя! — он схватил её за плечи. — Нет! Что же ты натворила! — он схватил её палец, которым она гладила шип на конце его щупальца и принялся осматривать его, надеясь успеть отсосать собственный яд из её тела. Но на нем не оказалось кровавой точки. Он недоумённо посмотрел на лицо Ялли и заметил, что уголки её губ дрогнули в улыбке. Ему захотелось залепить ей пощёчину, до того его возмутила эта выходка. Она распахнула веки и посмотрела на него блестящими вполне живыми глазами. — Значит, ты бы не хотел, чтобы я так быстро умерла, даже если ты разыщешь меня в другом воплощении? — спросила она. Он уже открыл рот, чтобы выразить ей своё негодование целой тирадой слов, но вдруг оба услышали за дверью святилища шаги — стук подошв сапог по деревянному полу. Оба насторожились. Дверь распахнулась и в неё, согнувшись чуть ли не пополам, вошёл Бали, а за ним — долговязый незнакомец в тёмно-красном камзоле и за их спинами в комнату заглядывал ещё какие-то люди. Ялли натянула одеяло, под которым находилась с богом деревьев, на обнажённую грудь. Бали сурово свёл брови на переносице: — Ты подорвала наше доверие! — прогремел его голос. — Ты снова поддалась обольщению того, кто предал тебя и ты предала нас! Я был уверен, что ты разгромишь зал в этом храме и лишишь это существо его сил, а ты снова прыгнула в его объятия! Чем он прельстил тебя?! — Он женится на мне! — бойко ответила Ялли и глаза её смеялись. — И я перехожу на его сторону. Так что победа будет за богами! — она дерзко хихикнула. — А зал-то она разгромила! — добавил Али, поведя в сторону рукой. Бали перевёл на него тяжёлый взгляд: — Однако, не похоже, чтобы тебя это огорчило! — Отчего же, приятного мало, когда твоя любимая женщина громит твой храм вместо того, чтобы после долгой разлуки повиснуть у тебя на шее и засыпать поцелуями, — бог деревьев откровенно паясничал и Бали не мог понять такого поведения. — Значит, ты равнодушен и к тому, что утратил свою божественную силу? — недоверчиво спросил он. — Тебе надоело быть богом? Ведь после того, как твой храм осквернили, ты больше не можешь оставаться им. Али прищурил глаза: — Ты серьёзно веришь в это? — Я ни во что не верю, но у меня есть знания: божество зависит от храма, а если храм перестаёт быть храмом, то и божеству негде черпать силы! — Мой храм всё ещё мой храм. То, что вы подбили Ялли на хулиганскую выходку переколотить у меня посуду и влезть с ногами на мой трон, конечно, плохо. Даже меньшее кощунство может вызвать толпу лей в материальный мир, а тогда уж добра не жди. Если вы хотите совершенно лишить божество силы, то вам нужно развалить стены храма. Полностью, не оставив камня на камне. Бали подозрительно сузил глаза: — А почему ты подсказываешь нам, как окончательно лишить тебя силы? Ты этого не боишься? — Но вы же это не сделаете. — Это почему же? Да мы ударами кулаков разнесём самое огромное здание за короткое время и камни в пыль раздробим! — И вызовете этим уже не толпу лей, а полчища, а с этим даже боги не справятся, а уж вы и подавно. Вы можете победить войско маленьких людей, даже иногда способны запирать богов в их сферах на короткое время, но какая у вас сила, чтобы одолеть хоть одну лею? — Ты лжёшь! — прорычал Бали. — Можешь проверить мои слова. Но тогда уже ищите себе другой мир для своих замыслов — от этого не останется ничего. Бали с силой потёр указательным пальцем переносицу. Он не знал, следует ли ему верить этому божеству или нет. Однако, в душе почему-то скребли кошки и внутренний голос убеждал разобраться в происходящем. Между тем Али успел материализовать в одном из углов святилища круглый стол, уставленный яствами. — Садитесь, гости, перекусите, чем бог послал, — предложил он. Бали сверкнул на него глазами, сочтя его слова за насмешку и, круто развернувшись, схватил за шиворот Сифа, вытолкал его из святилища вон и сам последовал за ним, захлопнув за собой дверь так громко, что затряслись стены. Ялли засмеялась, поднялась с ложа и, обнажённая, направилась к столу. — Вот это кстати, — промолвила она. — Я проголодалась. Она присела на табуретку и принялась за трапезу. Али смотрел на неё колючими глазами. Он больше не хотел думать о разговоре с Бали, он не боялся того, что затевали большие, его больше злило то, как Ялли разыграла его, притворившись, что укололась о ядовитый шип. Она поступала так, как хотела, а теперь преспокойно уплетала угощения на столе, нисколько не терзаясь раскаяньем. Это следовало пресечь. — Подойди ко мне! — повелительно произнёс он. Она подняла на него смелый взгляд. — Я не привыкла подчиняться никому, — голос её был всё ещё весёлый. — Я княгиня и мне никто никогда не приказывал. — Я твой муж и ты должна меня слушаться. — А если я не послушаюсь, что ты сделаешь? — дерзко поинтересовалась она. — Не говори, что ты убьёшь меня, как слона, который чесался о стены твоего храма, — она хохотнула. — Ты не хочешь моей смерти. Ты испугался, когда подумал, что я умираю. Тебе нечем меня запугать. А значит, и нечем убедить слушаться тебя! Али нахмурился, приподнял две руки и в течении нескольких секунд в них материализовался длинный хлыст. — А этим? — спросил он. Сжав хлыст, он взмахнул им и со свистом рассёк воздух. Лицо Ялли сделалось растерянным. — Да, это убедительно, — пробормотала она. — Так ты подойдёшь? — Да… Но… Мммм… — Что? — Я сделаю, как ты говоришь, но нельзя ли сделать так, чтобы это хлыст исчез так же внезапно, как появился? Хлыст в руке Али развеялся в воздухе. Ялли вышла из-за стола, приблизилась к ложу и села на его край. — Не вздумай больше разыгрывать меня со своей мнимой кончиной, — наставительно произнёс он. — И громить мой храм. Иначе будешь убирать всё, что ты разбила! — Хорошо, — кротко ответила Ялли. — Отлично. А теперь я хочу увидеть своего сына! — Он, должно быть, ждёт во дворе храма. Дан на самом деле находился именно там. Большие, наконец, заметили два странных совпадения: куда-то исчезли братья Алзур и Хнут, а в священной роще появились какие-то два странных кокона из древесных веток, беспрестанно мычащие и шевелящиеся. Другие большие и учёные окружили их, склонялись над ними и прислушивались к голосам, доносившимся из их недр и голоса эти чем-то отдалённо напоминали те, что принадлежали Алзуру и Хнуту. — А ведь это проделки отродья бога деревьев, — промолвил Сиф. — Я сам видел, своими глазами! — Так что ж не сказал, когда мы все пришли? — брови Бали гневно сошлись на переносице. — Я думал, они справятся сами. — Сами?! — Бали повернул красное, как натёртое свёклой лицо к Дану. — Так это ты натворил?! Немедленно отпусти их! Дан ухмыльнулся краем рта: — Это не входит в мои ближайшие планы. — Ты объявляешь нам войну?! — Я этого не говорил. Мне прискорбно, что моя попытка наказать двух обладателей грязных языков трактуется, как объявление войны! — Но это наши люди! — А это — моя мать, — Дан кивнул в сторону храма. — Это был её выбор! — Это было её отчаяние. Только грязные свиньи могли воспользоваться отчаяньем женщины! Бали оглянулся на беснующиеся коконы, затем снова сурово уставился на Дана. — Ты достаточно наказал их. Теперь освободи! — Я сам решу, когда достаточно. К тому же, о чём ты беспокоишься? — юноша ехидно сощурил глаза. — Ведь Древом Мира могут пользоваться только бессмертные. Вы бессмертны, братья — тоже, смерть в пеленах деревьев им не грозит. Да, это не сладко — быть заживо погребёнными: тесно, голодно, скучно. Но за всё надо платить. — А я сказал, ты их освободишь! — прогремел разъярённый голос Бали. — Не надейся на то, что я послушаюсь тебя, — со смешком ответил Дан. — Ты и меня не послушаешься? — вдруг услышал он за спиной бархатный мужской голос. Он обернулся и увидел рослого мужчину совершенной красоты в белых одеждах. И он держал за руку его мать, которую Дан не узнал. Лицо Ялли сияло и светилось, на нём розовел румянец, глаза искрились от небывалого счастья. На ней также было белоснежное платье, украшенной жемчугом. — Бог деревьев?.. — пробормотал Дан. Али улыбнулся: — Да, я бог деревьев, я твой отец, сынок. Дан засмущался, как мальчишка, переминаясь с ноги на ногу и опустив лицо. — Так ты послушаешься меня? — снова повторил бог деревьев ласковым голосом. — Конечно, — голос юноши чуть осип от волнения, — я всегда готов подчиняться тебе, отец. Али, отпустив руку Ялли, вплотную приблизился к сыну и также ласково посмотрел в его глаза: — Деревья должны отпустить этих двоих, — голос его был ровным и мягким. — Но, отец… Если бы ты знал, в чём они виноваты! — Я всё знаю. Только священная роща не должна быть осквернена безобразным видом двух коконов. Это противоестественное положение для деревьев. А в священных рощах каждое дерево должно быть совершенно, иначе это будет кощунство. Юноша кивнул головой и, повернувшись к скованным пеленами ветвей и корней братьям, воздел руки кверху. В ту же минуту коконы начали как бы разбухать и ветви начали отставать от них одна за другой. Большие и люди смотрели на это в оцепенении, не сводя с этого зрелища изумлённых глаз. Деревья, которые ещё держались корнями в земле, отпускали своих пленников и выпрямлялись, а те, что были вырваны с корнем, с грохотом падали на землю. Прошло всего несколько минут и перед зрителями предстали двое обнажённых могучих мужчин — то есть, абсолютно без одежды. Взгляд Бали сделался как бы мечущим молнии. Ему не нравилось, что великое дело, какое они планировали ещё в ином измерении, теперь чем-то напоминало балаган. Кто-то из больших поспешил вытащить из своего сундучка на поясе две смены одежды и протянуть их незадачливым братьям.