====== Глава 8. Раскаянье ======
Арлин это окончательно вывело из состояния равновесия и она исчезла, испустив последний истошный вопль…
А Малентина тогда подумала: вот кто отомстит Джанке за то, что её, Малентину изнасиловал демон Свири. Стало как-то легче на душе, но ненадолго. А сейчас воспоминание о этой злой радости и вовсе как будто легло тяжеленной серой глыбой на душу. Угрызения совести на самом деле оказалось серьёзным мучением. Сидя на траве возле ствола Древа Мира, Малентина услышала шорох неподалёку. Обернувшись на этот звук, она увидела приближающихся к ней бога деревьев и большого. Лицо бога деревьев исказила гримаса презрения и она явно была вызвана видом Малентины. Он-то знал, что из себя представляла эта женщина и чем заслужила такие чувства. Он видел её, когда ещё наблюдал судьбу Джанки из Хаоса… Малентина почтительно поднялась навстречу божеству и вожаку дружины Весов. Но это не смягчило Али. — Я вижу, женщина, ты страдаешь бессонницей, — надменно проговорил он, — и думаю, что ты скончаешься от неё. Злой умысел не может дать покоя. — А может, это раскаянье, — тихо проговорила Малентина, опустив глаза. — Так ты не спишь из-за того, что молишь о милости Сущего? — Боюсь, молить о милости именно Сущего — бесполезное дело. — Не бесполезное, — бог деревьев не сводил с женщины пытливого взгляда. — Сущее было милостиво со мной, позволив мне сделать то, что избавило от наказания ту, что я люблю… — Это была не милость, — голос Малентины был всё так же тих. Али насмешливо вскинул чёрные бархатные брови: — Ты знаешь что-то лучше меня или смеешь спорить из дерзости? — Как бы я посмела! — Малентина теперь уже опустила не только глаза, но и лицо. — Но я на самом деле знаю то, что Сущее признаёт только справедливость и никогда никого не милует. Каждый расплачивается за свои грехи сполна. Иногда наказание превышает вину — это обычно когда нет искреннего — искреннего! раскаянья. Но никогда не было такого, что кто-то совершил неправедное и не заплатил за это сполна. — Но Сущее помиловало Майю, дав мне возможность спасти её… — Просто она была не так уж виновата… — Что, что? — Али приблизился к Малентине, взял её за подбородок и приподнял её лицо, заглядывая в него. — Откуда ты знаешь то, чего не знаю я? — Просто в то время я была всевидящим деревом, а ты был Лиром, сыном демона камней и не мог видеть того, что видела я… — И тебе есть что рассказать мне? — Если ты велишь… — Велю! Бали также пожелал послушать то, что могла рассказать Малентина. Втроём они сели возле Древа Мира на траву, в кружок, так, чтобы смотреть в лицо рассказчице. И время словно обратилось вспять, унося к воплощению Майи… И бог деревьев словно в живую увидел картину прошлого, вероятно, в этом помогали ему и излучения, исходящие от Древа Мира. На материке Гобо стояла зима — как всегда, холодная и обильная снегом. Преодолевая глубину снега, по направлению к городу Акиру двигались две женщины, закутанные в тёплые одежды, как в коконы. Одна из них была уже немолодой — с виду ей было за сорок, она была тучной, у неё было огромное лицо с невыразительными чертами. Рядом с ней шагала девушка двадцати лет, поразительно похожая на неё. Это были мать и дочь. В руках у обоих были кувалды и лопаты. Они приближались к пространству, покрытому, словно белой простынёй, снегом, из которого торчали каменные квадраты небольших гробниц — это было кладбище. Старое и заброшенное. — Эк замело, — прокомментировала старшая, — как бы не утонуть в таком глубоком снегу. — Да уж, тут по горло провалиться можно, — добавила девушка, сильно шепелявя. — А самое страшное, если кто нас застанет за этим делом! Ух, нам несдобровать! — Да не застанет! — махнула рукой старшая. — Кладбище уж давным-давно было заброшено, ещё когда он похоронил её тут на его окраине. Наверно, она была последним мертвецом, который упокоился здесь! — Это хорошо, матушка, — девушка растянула рот в нервной улыбке, — тут и поселений никаких поблизости нет! А всё равно как-то боязно и всё тут. Женщины двигались вперёд и снег становился всё глубже и глубже — по пояс, затем — по грудь. Обе взялись за лопаты, расчищая себе дорогу. — Матушка, а ты точно знаешь, что мы движемся в нужном направлении? — снова прошепелявила девушка, задыхаясь от нелёгкой работы. — Точнее быть не может! Вон она, гробница! Три сосны растут рядом с ней. Сразу три сосны, тогда как на всём кладбище нет почти ни одного дерева, такая земля здесь гнилая. Не даром отдали мертвецам! — Далековато добраться, однако, до этих сосен… — Ничего, все наши труды будут вознаграждены. Однако, с каких пор ты стала бояться трудностей, Глота? Мы бывали в тобой во многих мирах, добиваясь своих целей, ещё не то терпели. А это — тьфу, всего лишь поработать лопатой да кувалдой… Женщины продолжали рыть в снегу траншею, приближаясь к трём не очень большим сосенкам, закрывавшим своими лапами кубообразную могилу из потемневших кирпичей. — А точно ли это та могила? — не унималась Глота. — Уж больно скромное захоронение, трудно поверить, что он посмел похоронить её, как простолюдинку. Всё-таки она сделала его правителем четырёх городов, а без неё он бы и этого не добился. — А что тут удивительного! — хохотнула старшая. — С мёртвого какой толк? При жизни он зависел от неё, а от трупа какой толк? А благодарность — глупое чувство, чтобы из-за него строить ей роскошную могилу! Я бы не удивилась, если бы он решил просто зарыть её в овраге, как бродячую собаку! Наконец, они подобрались непосредственно к захоронению и, отбросив в сторону лопату, старшая взялась за кувалду, которую затолкнула за пояс, пока разгребала снег. Размахнувшись, она изо всех сил ударила по кирпичной стене маленького мавзолея. Дочь, также вооружившись кувалдой, принялась помогать ей. Вскоре кирпичи посыпались внутрь погребения и в его стене образовалась довольно приличная амбразура, в которую хлынул дневной свет. Женщины одновременно наклонились и заглянули вовнутрь. В полутьме могилы они сумели разглядеть полусгнивший гроб, в котором лежал скелет, облачённый в истлевшую серую сорочку, со странным черепом: у черепа торчали огромные острые крокодильи зубы, а верх его был весь изломан и рядом с ним лежали два рога. Но женщины не стали его рассматривать. Глаза их что-то беспокойно искали. И вдруг взгляд Глоты остановился на предмете, который лежал под костлявыми пальцами скелета: это была небольшая кукла. Торжествующе вскричав, девушка схватила это куклу и вырвала из-под костяшек и те тут же рассыпались. Кукла была также полусгнившей: тряпичное тело её, нарядное платьице, фарфоровую голову и золотистые волосы покрывала чёрная плесень и от неё исходил дурной запах. Старшая растянула рот в свирепой победной улыбке: — Вот это то, что нужно! Это ничего, что игрушка так плохо выглядит, мы подправим её и теперь уж сделаем то, что задумали! Женщины вернулись туда, где ютились всё это время: в небольшой халупке на окраине города. Обе знали, что всегда могли бы найти себе пристанище получше, но сейчас им было не до этого. Не на такое уж длительное время они вошли в этот мир. Они чинили куклу, как могли: отчистили её фарфоровое лицо от плесени, перекрасили золотые волосы, тряпичное тело обшили новой тканью, чтобы спрятать его гниль. И долго окуривали благовониями, чтобы избавить игрушку от дурного запаха. А после следовала череда магических ритуалов над куклой, которые Малентина не сочла нужным описывать подолгу. И когда было всё завершено, женщины уже добирались до города княгини Бениты, в горах Уш… И княгине Бените была продана красивая кукла с золотыми волосами для её дочери Майи… — Этими женщинами, взломавшими могилу Джанки и забравшими куклу, что при жизни принадлежала ей, и была Арлин, — продолжала Малентина, не глядя на бога деревьев и большого, — да ещё её дочь, Глота. Они обе достаточно сильные духи, чтобы иметь аватары и запускать их в самые разные миры, чтобы пытаться покорить их, но в мир Великой Тыквы они тогда забрались в своих основах — не побоялись трудностей, настолько сильна была жажда Арлин отомстить за то, что она не получила отпечаток красоты, которой так жаждала. Ведь колдовство основной сущности сильнее, чем магия аватары. Они тогда очень, очень хорошо начинили куклу силой колдовства. Эта кукла изначально несла в себе зло. Именно она стала причиной гибели слуги Полока, которого Джанка любила, эта кукла была восстановлена моими руками — руками матери, ненавидевшей свою дочь; эта кукла долго лежала в могиле, пропитавшись миазмами смерти… И вот, к ней прибавилась магия двух ведьм и сила их ярости. Княжне Майе тогда очень понравилась новая кукла, которую она любила и в предыдущем воплощении. Совпало даже то, что она снова назвала её Анна. Девочке было тогда уже четырнадцать лет, но она всё ещё играла в игрушки, её радовало, когда у неё появлялись новые. Но с того дня у Майи начались появляться странные мысли… Она начала отдаляться от своей матери, тяготясь её ласками и обществом. Майя размышляла: «Моя мать имеет власть надо мной… Она может сотворить со мной всё, что захочет… Она может отдать приказ казнить меня — и меня поведут на казнь… Она может убить меня своими руками — и ей за это не будет наказания, княгиня делает, что захочет… Она может меня выгнать из дома в зиму и я умру от голода и холода… Она может меня проклясть и я не найду счастья даже после смерти, в другом воплощении… Я думаю, что она не сделает этого? Но ведь то, что может случиться, однажды обязательно случится.» Иногда она произносила это вслух, оставшись с собой наедине. И всё чаще об этом думала. До тех пор, пока твёрдо не решила, что её мать опасна для неё. И кончилось это печально — княгиня Бенита была убита собственной дочерью, — Малентина вскинула на Али глаза, которые теперь казались глубокими. — А я, признаться, надеялась тогда, что княгиня, оставшись ещё на какое-то время живой даже на дне пропасти, куда её столкнула Майя, проклянёт дочь… Но, видимо, в отличие от меня, она оказалась настоящей матерью… — Это была вина тех двух ведьм — Арлин и Глоты! — вскричал Али. — Не совсем. Видишь ли, их колдовство было сильно, но и ему возможно было противостоять. Это невероятно тяжело, но всё же возможно. Именно поэтому, Али, Сущее не сняло с неё вины полностью, а только позволило тебе спасти её от наказания. Потому, что она была виновата, но не настолько, насколько показалось бы многим. — А всё остальное? Только её вина или?.. — Или. Те две ведьмы, продав княгине ту ужасную куклу, не покинули город. Они напросились к княгине в услужение, были согласны на любые работы. Они плакали, твердили, что они разорились, что готовы работать за кров и еду. Княгиня пожалела их и отправила на скотный двор, а ночевали они в доме, в подвале. Только спали они не каждую ночь — были такие ночи, когда они обе колдовали, варили зелья, пробирались в дом, делали подклады. И когда княгини Бениты не стало, они продолжали жить уже при княгине Майе и творить свои чёрные дела. Все дурные мысли и поступки, что совершила Майя — приказ погубить всех стариков в её княжестве, торговля людьми, другое — во всём этом только часть её вины, меньшая часть, а большая — тех двух ведьм. И когда она стала императрицей, ведьмы умудрились напроситься на работы и во дворец Лира и там продолжали творить свои дела, мстить. Она убедила тебя приносить в жертвы детей демонам стихий? Такая жестокость в сердце женщины — тоже от сил колдовства. Но, повторяю, в этом есть доля и её вины. Её душа противилась, как могла, магии ведьм, потому что они стремились сделать её гораздо большим чудовищем, чем она была. И могла бы противостоять этому ещё сильнее. Так что доля вины её в этом есть. Всего лишь доля. Лир умер, она лишилась власти, вернулась в свой княжеский дворец, а ведьмы устремились за ней, как лисий хвост. И снова жили в её доме и пытались сделать её душу, что когда-то была светлой, как солнце и благородной, как золото, в преисподнюю. А она взяла да и исправила всё в другом воплощении… — Решма? — спросил Али. — Да. Но Арлин не унималась. Она и её дочь занимаются колдовством по сей день, уже в своей сфере. Ведь и Ялли не была безгрешна. На ней кровь её мужа Каруна и ещё того неразумного юноши… — Каруна? Карун предал её и пытался сжечь её и её ребёнка, она была вынуждена убить его, чтобы защитить себя и своего сына! — Ты ищешь ей оправдание, какое она нашла для себя. Изначально, после того, как она стала твоей женщиной, она не должна была лгать и становиться женой Каруна — вот и не кончилось бы всё так печально. Али ничего не ответил, не найдя аргументов. Ему самому было больно, когда Ялли стала женой Каруна, пытаясь забыть его. — Гордыня, — промолвила Малентина, — вот слабое место, на которое проще всего воздействовать колдовству! Если Ялли и была когда-то весьма жестока и несправедлива — тут только доля её вины, остальное — сила чар. Но повторяю снова и снова — доля вины всё же есть! Всякому злу можно противостоять ещё сильнее! Али молчал, потупив взор и, казалось, глубоко погрузившись в собственные мысли. Голова Малентины наклонилась вниз: сон, наконец, смилостивился над ней, это произошло внезапно, в одно мгновение, она уснула сидя. — Вот ведь, — произнёс Бали, сурово сведя брови на переносице, — столько времени наблюдала всего-навсего за одной только твоей Ялли, а ведь сколько полезного могла узнать тогда! Например, что нам делать с этой Ысхуд. Я думаю, пока не поздно, пока она не натворила дурных дел, нам стоит поспешить туда, где она находится сейчас и расправиться с ней. Привязать гадину к хвостам коней и разорвать на части! — И, конечно, этим ты осчастливишь весь мир Великой Тыквы, — с иронией в голосе промолвил Али. — А почему нет? — насторожился Бали. — Потому что в том, что ты намерен сделать с Ысхуд, было бы так же мало толку, как сделать то же самое с тобой. — Я догадался, что она бессмертна, но если части её тела разбросать по разным мирам… — Они найдут друг друга раньше, чем твои, если бы то же стало с тобой. — Она так могущественна? — У неё множество аватар, они быстро разыскали бы куски её тела и воссоединили их. — Что ж, она непобедима? — Непобедимо только Сущее. — Ты знаешь управу на неё? — Знаю. Тага. — Тага? Где-то я слышал это словечко… — Ну, ещё бы, существам, владеющим таким мощным источником информации, как Древо Мира, оно должно быть хорошо известно. — Я просто не успел услышать и об этом! — начал оправдываться Бали. — Поверь, я много чем интересовался у Древа Мира! Но не мог же я получить знания все и сразу, как бы мне того не хотелось! Так ты скажешь, что это — тага? — Название места в Сущем, где отбывают наказание духи, совершившие слишком много зла. Столько, сколько совершила его Ысхуд — достаточно. — Может, ты знаешь способ и упечь её туда? — Способов много, средств мало. — Можешь назвать самый эффективный? — Терпение. — Что?.. — Запасись терпением. Она слишком сильна. Она намного старше нас обоих и слишком долго времени копила силы. Бали с досадой фыркнул и, повернувшись к Древу Мира, развернул ладонь в его сторону и описал рукой круг. Через несколько секунд там, где провёл рукой большой начал открываться портал видения. И двое мужчин увидели ночное небо, правда, очень светлое, очевидно, его заволокли тучи. Поэтому было более-менее возможно разглядеть, что происходило в полумраке ночи. Это было поле, поросшее дикими травами; и над ним возвышалось одно-единственное дерево — дуб, могучее, но мёртвое: сухие ветви его тянулись ввысь к облачному небу. И тут дерево начало приближаться, как бы наползая. И вот уже можно было разглядеть фигуру сидящего на ней: существо с очертаниями человеческого тела, облачённого в широченный чёрный балахон, на которое была усажена лошадиная голова. — Она! — выпалил Бали и бешеные глаза его полезли из орбит. Ысхуд то поднимала вверх длинную морду, то опускала вниз, шепча какие-то непонятные слова. Плечи её были вздёрнуты, руки скрещены. И вдруг, как из ниоткуда, начали возникать странные тёмные фигуры с бесформенными очертаниями. Трудно было понять: выбирались ли они из мглы ночи или вырастали из-под земли или спускались с сумеречного неба. Но их становилось всё больше. Их даже было невозможно сосчитать. Они окружали мёртвый дуб сплошной чёрной массой, шевелящейся, зловеще-безмолвной. Ысхуд приподнялась с ветви, на которой сидела, левитируя, затем встала на неё ногами, впившись когтями в высохшую древесину. И возвела вверх обе руки. Затем начала водить ими, как бы дирижируя. И море из чёрных теней заколыхалось более бурно. — Хуже и быть не может, — промолвил Али. Большой покосился на него. — Что у тебя за привычка — произнести фразу и не договорить, — раздражённо сказал он. — Ждёшь моих вопросов? — Мне неизвестен багаж твоих знаний. Но я полагал, что ты догадался, что тени, окружившие мёртвый дуб — леи. Она сумела их подчинить себе. И это очень, очень плохо. — Для простых смертных этого мира? — Боюсь, что для всех, кто в этом мире сейчас находится. Но у Весов, кажется, есть шанс вовремя унести ноги… Ноздри Бали округлились, как будто из них валил горячий пар, в глазах засверкали молнии гнева и негодования: — Ты подумал, что я струшу и буду спасаться бегством?! Как ты смел подумать, что я трус?! Что люди общества Весов — трусы?! — Предпочитаешь бороться? — До последних сил! Оставить беззащитных смертных на это чудовище, которое способно обратить их вполне неплохой мир в хорклы? Да будь я проклят, если сделаю это! — Ты знаешь, как помочь простым? — Но ты-то наверняка знаешь, только не договариваешь, как всегда! — закричал Бали, едва сдерживаясь, чтобы не ухватить бога деревьев за ворот его бархатистой зелёной рубашки и не тряхнуть, как следует. — Если честно — не знаю. Правда, не знаю. Я и сам не предполагал, что в нашем мире могут появиться леи в таком количестве — тьмы и тьмы. Боюсь, что здесь окажемся бессильны даже мы, боги. — Не может быть! — Бали в отчаянии замотал головой. — Как?! Вот так просто эта тварь завладеет миром Великой Тыквы? И никто не перегородит ей дорогу? Не верю! Не верю! Ведь должен быть какой-то выход, какой-то способ!.. — Должен, конечно, — ответил Али, — и я попробую поискать его. Бали наклонил над ним разгорячённое лицо: — Тебе ведь тоже не безразлично?.. Ты ведь бог… Ты в ответе… Ты должен… — Шшшшш, — бог деревьев приложил указательный палец к губам. — Главное — спокойствие. Будь мужчиной. Не давай волю эмоциям и готовься побеждать. Али отошёл от Древа Мира шагов на десять и, сконцентрировавшись, усилием воли перенёс себя в свою божественную сферу. Большой же и Малентина, пробудившаяся от его громкого голоса, только увидали, как бог деревьев растворился в воздухе и там, где он находился совсем недавно, распылилось лишь зелёное облачко. Али очутился как раз в комнате для медитаций во дворце своей личной божественной сферы. Он старался казаться перед Бали невозмутимым, на самом же деле его переполняла тревога. Мир, где находилась его любимая женщина и сын, самое святое, что было у него, собиралось захватить очень сильное и могущественное чудовище. Более того, он испытывал ответственность за простых людей, что все эти годы доверяли ему свои судьбы, питая его силой, когда молились ему и творили в его храме специальные ритуалы. Он не может так просто оставить их, не попытавшись защитить. Но как это сделать? Ответ он решил поискать в контакте с духами Золотой Звезды.