Гримнир подошел к нам.
— Конан, — начал он, — послушай.
Конан поднял голову и взглянул на него. Гримнир был выше его едва ли не на голову и намного шире в плечах: человекообразное создания размером приблизительно с небольшой дом.
— Эта гадина слепая, — сказал Гримнир, и мы поняли, что он говорит о змее. — Ни в коем случае нельзя прикасаться к нему руками. Он прозреет, как только человек дотронется до него. А если он прозреет, это, считай, верная гибель. И еще учти — он ядовитый, просто сочится ядом.
Я видел, как синие глаза Конана потеплели — он был благодарен Гримниру. А великан хмурился, как будто сам на себя сердился.
— Я отдаю нашу землю в твои руки, — продолжал Гримнир. — Здесь будет так, как решишь ты. Запомни это. Будет так, как ты захочешь. Иди.
И мы отправились убивать Чудовище.
Я видел все сквозь жар, голова у меня гудела, земля вокруг качалась, и плавающие деревья никак не могли принять четкие очертания. Я пришел к выводу, что смерть близка, и стал равнодушен к своей судьбе.
Конан скользил между стволами, как тень. Я тихонько шагал следом. День был туманный, мгла скрадывала все звуки.
Конан остановился и поманил меня к себе поближе. Не раздумывая, я послушно подбежал к нему, хотя такая скорость передвижения далась мне нелегко. Я встал рядом с ним и покосился на него снизу вверх, ожидая, что он похвалит меня за такое примерное поведение. Но он смотрел куда-то вперед.
Впереди, среди ярко-зеленых мхов, лежало оно. Чудовище Боссонских топей. Я сразу узнал его. Не догадаться было невозможно.
Болотце, которое оно облюбовало, было небольшим, но если у несчастья может быть центр, то выглядеть он должен именно так. Среди голых деревьев с пожухшими листьями, среди клочьев гнилого тумана, ядовитым пятном светился неправдоподобно зеленых мох. Прямо из мха росли яркие, огромные цветы, и в них чудилось что-то зловещее.
А посреди болотца дрыхло Чудовище, такое же мясистое, как эта растительность. Огромный желто-черный змей с жирным, лоснящимся брюхом. Мы смотрели, как это брюхо трепещет, раздуваясь и опадая, как перекатывается что-то под кожей. Из-под крупных чешуи струился бесцветный яд, который придавал всему телу гада маслянистый оттенок.
Он почивал на мече. Мы осторожно обошли болотце кругом, разглядывая поле предстоящей битвы.
Меч Викланда меньше всего был похож на настоящее боевое оружие. Огромный — никому, даже Гримниру, что бы он там из себя ни строил — не удержать его. Это был широкий двуручный меч с одним только лезвием и тупым концом, как будто сталь престо обрубили ножом. Судя по форме, Меч Викланда был мечом палача.
— Хорошо, что оно слепое, — шепнул я. — Оттяпать ему башку — и бежать. А, Конан?
Теперь он стоял прямо перед головой сонного змея. Тупая морда, слепые спящие глазки, сухие губы, наползающие на клыки. Конан присел на корточки и заглянул змею прямо в морду. Меня охватило тревожное предчувствие. Сейчас этот упрямец сделает нечто ужасное.
— Ты знаешь, Кода, — сказал он задумчиво, — ведь если ему прямо здесь отрубить голову, то кровь, пожалуй, хлынет прямо па меч…
— Это тебя Гримнир надоумил?
— Нет, при чем здесь Гримнир… Ты знаешь, Кода, — повторил он, — ведь если эта дрянь затопит своей кровью меч, то, пожалуй, от Боссонских топей вообще ничего не останется…
— Ну и что ты предлагаешь?
— Его нужно отсюда сманить.
Теперь мне все было ясно. Вот почему убить Чудовище мог только человек. Никому, кроме человека, не пришло бы в голову думать не только о своей победе, но и о ее последствиях.
— Конан! — в ужасе просипел я. — Во имя Сета Кровожадного, что ты задумал, несчастный?
Но он больше не обращал на меня внимания. Он разглядывал змея, сидя перед ним на корточках. Не понимаю, как его не стошнило. Словно в тумане я видел на фоне ядовитых цветов его крепкую фигуру, загорелое лицо, его черные растрепанные волосы.
Змей что-то почуял. Он поднял слепую голову и беспокойно начал водить ею, то вправо, то влево. От ужаса я сел прямо в лужу.
— Ах ты, симпатяга, — сказал змею Конан. И, протянув руку, погладил его по раздувающимся ноздрям.
Белесые глазки медленно раскрылись, и я понял, что теперь оно видит. По жирному телу пробежала дрожь. Конан встал, держа в руке свой меч. Змей ударил по болоту, разбрызгивая воду. Над лесом поплыло зловоние.
Огромное тело с удивительной быстротой заскользило вперед, сползая с Меча Викланда. Конан помчался прочь, уводя чудище подальше. Человек ловко петлял между деревьев, а змей проворно следовал за ним. Там, где монстр проползал, оставалась выжженная полоса. Скоро я потерял их из виду.
В голове у меня стучало. Проклятье, почему я так люблю сладкое? Коварный Гримнир накормил меня медом, и теперь я ничем не смогу помочь своему другу, погибающему в ядовитых кольцах змеиного тела.
Лес вокруг меня молчал. Я вцепился в ствол — почерневший, как будто его долго лизали драконы, и с трудом поднялся на ноги. Нужно найти вырубку, вернуться в дом и позвать па помощь. Пусть этот Гримнир не имеет права вмешиваться в судьбу Боссонских топей, которые вымирают у него на глазах, но помочь хорошему человеку никакие религиозные правила еще не запрещали.
Ковыляя от ствола к стволу, я двинулся в сторону дома. В лесу я совершенно не умею ориентироваться, поэтому я шел на голос Эрриэз, которая где-то неподалеку думала о какой-то ерунде.
Сделав еще несколько шагов, я совершенно неожиданно очутился в объятиях Гримнира.
— Ты что, ранен, Кода? — пробасил он, хватая меня своими ручищами. — Чего это тебя так мотает?
— Это все мед, — ответил я. — У меня жар… Гримнир, если ты не можешь сам убить змея — обойдемся… Трусость — черта любой нечистой силы, мы с этим рождаемся, я понимаю… Но если Конан уже умер… У тебя есть знакомые среди богов? Давай предложим им какую-нибудь взятку.
Гримнир вдруг содрогнулся и как-то странно хрюкнул.
— Спаси моего Конана, и милости Сета пребудут с тобою… — заключил я, уже угасая.
— Очень нужны мне милости твоего вонючего Сета, — фыркнул Гримнир. — Куда он побежал?
Я уже слабо понимал, о чем он говорит.
— Кто?
— Твой Конан, вот кто! — зарычал Гримнир, шевеля усами.
— Там след… выжженный. Легко найти. Гримнир оттолкнул меня и бросился бежать.
Я сел на землю и посмотрел ему в спину. Но он уже исчез, я даже не успел понять, как. Сколько я ни вертел головой, вокруг не было ничего, кроме черных голых стволов и клочьев тумана, шевелившихся на сырой земле. Поганое здесь место, И оно так не похоже на мою родную пустыню.
Если бы не болезнь, я не впал бы в отчаяние. Как истинное дитя песков, я верю в предопределение. Я никогда не позволял себе бунтовать против судьбы, даже когда люди черных шатров гнали меня, как дикого зверя, когда они вязали и морили меня голодом, я все равно встречал свою участь с высоко поднятой головой. Но тут проклятая хвороба просто подкосила меня под корень, и я, уже не скрывая страха, закричал противным визгливым голосом, расплываясь от слез и призывая на помощь. — Ты чего надрываешься? — спросила Эрриэз.
Интересно, откуда она взялась, подумал я смутно. Такая она была знакомая, ясная, домашняя в своей полосатой юбке и холщовой рубашке с закатанными рукавами. Прямо-таки родная, несмотря на все ее недостатки. Я всхлипнул и с постыдным воем бросился к пей.
— Эрриэз, — прорыдал я, — все кончено, все погибли.
Она присела передо мной на корточки.
— Не может этого быть, Кода, — сказала она ласково, словно перед ней было несмышленое дитя, а не грозный дух разрушения и зла. — Туда же пошел Гримнир…
Бедный Гримнир, подумал я в глубокой тоске, понадеялся на свой рост, глупый великанишка… И все потому, что он не видел змея. Тут и десяти Гримниров не хватит.
— И Гримнир погиб тоже, — уныло сказал я.
— Гримнир жив-здоров, — заявила она с уверенностью, которая меня удивила.
Ну да, чему тут удивляться, она просто не знает, с каким монстром мы тут связались.