Лорд еще раз окинул взглядом сгорбившийся холмик под наскоро накинутой накидкой и вышел.
— Миледи, вам нужно спрятаться, коли хотите продолжать. А мне позвольте исполнить лекарский долг. Есть болезни, с которыми помочь сам себе даже великий лекарь не в состоянии.
Кровожадное лицо Остина позабавило графиню, и она позволила себе очень тихо посмеяться.
— Миледи, вашей просьбе я внял. Приходите вечером. А сейчас, давайте перевяжем вас бинтами.
Дни Химемия проводила в неизвестных слугам закоулках дома. Её не слышали и не видели до обязательных встреч семьи по утрам, пропускать которые считалось неприлично, и ужинам, пропуск которых могли расценить как неуважение. Обедали домочадцы дома редко. Манс Фаилхаит мог засиживаться и даже ночевать на работе, его сын перенял отцовскую привычку. Потому в обед графиня не появлялась. Но неизменно возникала по вечерам в шкафу.
Хозяин шкафа будто смирился с незапланированным заселением мебели: вещи бросал на стулья или складывал в соседний, для тонкой одежды. В начале Леонар тешил себя надеждой запереть девушку внутри, но узнал, что ключей от шкафа два и второй у графини. Сломать замок он не решился. И, вот кошмар, невеста приходила аки призрак, даже при закрытой двери в комнате.
Слуги не спрашивали, хотя и шептались, что лорду нужен второй платяной шкаф для верхней одежды, а тот, что есть, переполнен.
— Молью, — добавлял лорд с рычанием. — Эй, моль, достопочтимые родители желают видеть нас.
Больше всего Леонар злился на себя за выбор непокорной девки, а лишь затем на графиню, за обман ожиданий.
Она вышла с гордо поднятой головой, будто вовсе не из темных недр шкафа, а из родного дома, где она полноправная хозяйка. В глазах немой вопрос: зачем мне идти, я же ничего не ем на людях, не хочу своим уродством их пугать; да и привилегии вы ещё не получили, что бы их терять.
К черту привилегии!
Подавшись порыву, Леонар дернулся вперед, вытянул руку и схватил пустоту. Химемия с проворством лани увернулась от его руки, как от стрелы, и уже стояла у двери. В глазах искры смеха: подловить хотели, лорд, в коридоре вам это не удастся – люди смотрят.
Люди действительно смотрели. Особенно выразительно выглядела мать, пожелавшая видеть сына до завтрака, не желая после отвлекать его от дел и документов. А тут из комнаты единственного сына скорым шагом вышел ужас, не достойный даже стоять с ним рядом. Какие отвратительные ожоги, должно быть, прячет графиня в благородной упаковке! Насмешливый – так она решила – поклон в ответ на гнев, и вот, невеста уже покинула ее взор.
— Зачем она заходила, сын? — чуть истерично спросила виконтесса Левизия.
— Умела б говорить – сказала, — отмахнулся Леонар, не пожелавший развивать тему, боясь опозориться ещё сильнее. — Чем я обязан вам, мама?
— Сын мой, хочу узнать, ты же не желаешь на самом деле обвенчаться с графиней?
— Отца решение я не намерен обсуждать, но ты права. Я желал его лишь попугать своим стремленьем. За это поплатился.
— Наказание его излишне сурово! — виконтесса прижала руки к груди. — Мы не должны позволить вхождению в семью подобного позора.
Леонар чуть вздернул бровь. По мнению матери связь с Пай была грехом не меньшим.
— Вы правы, мама. К тому же, у меня уже есть любимая, и я хотел бы обвенчаться с ней.
— Ах, — мадам Левизия не нашла что сказать в защиту или оправдание. — Полно, сын, пора спускаться вниз, — подобрала юбки и вышла.
Юный лорд с трудом высидел за столом положенный час. Притворялся, что не видит нарочито небрежных действий слуг по отношению к Химемии: салфетку подмочат, на рукав капнут, суп неосторожно поставят, вино на подол нальют. И вроде следовало бы ему, как и матери улыбаться, да неприятно стало, как и отцу, который это безобразие остановил. Одного Пай уволил без рекомендаций, остальные сами вразумились.
Не смотря на нежелание графини есть за общим столом, ей подавали те же блюда что и остальным членам семьи. Затем уносили как были полные тарелки. А она сидела бледной тенью, не отвечала на вопросы, не могла задать своих и смотрела на сына виконта, сидящего напротив. И от такого соседства у юного лорда портился аппетит.
Подали десерт, и Леонар смог покинуть дом.
Онёр ждала его в беседке у розового куста, которому осенняя непогода нравилась больше летнего зноя. Куст цвёл и пах одуряюще прекрасно, собой он дополнял облик скромной служанки и напоминал её прелестные алые губы. Влюбленные обнялись.
— У меня не более двух часов, любимый, — проворковала Онёр. — Давай уйдем, где нас никто не будет видеть.
Они направились к реке, где сладкое журчание успокаивало волнение дней. Немного пахло тиной, сонно квакали лягушки и стрекотали пьяные стрекозы. Они, как и бабочки, в преддверии зимы старались жить последним днём и успеть налетаться перед неминуемой смертью, лишь изредка садясь на сухие травинки осоки и вновь взмывая ввысь.