Прислушалась, кто-то спешил к кустам.
Садовник проскакал вдоль сада и громко забранился на мальчишек, которые розы обломали. Пошел за садовыми ножницами. Химемия выдохнула, поправила маску и сбившиеся бинты, и так ловко и быстро забралась по лазе к чердачному окну, будто не графиня, а домушница.
— Химемия, что за вид? — только и воскликнул Остин.
Ответом ему послужил горестный девичий вздох провинившегося ребенка. Точно такой же, как, когда девочка явилась домой мокрая, в диковинных сережках из ряски и с лягушкой в руках. К печали Остина в этот раз госпожа не за лягушкой вела охоту.
Свежие бинты окрасились в красный и пришлось их бинтовать куда туже обычного. Даже маску, и ту по краям забинтовали. А на голове едва шов не пришлось делать, так неудачно пропорола кожу.
— По что такие жертвы, дитя моё?
В ответ лишь новый вздох. Как объяснить, девушка не знала. Увидела прекрасного юношу и пожелала новой встречи. Она всё поняла, когда почуяла аромат дурного снадобья от гостя «Ласточкиного гнезда». И возжелала быть рядом с человеком, от которого юное сердечко вдруг забилось чаще. Спасти.
— Но он вас не слышит, Химемия. Может, отступитесь? ... Как знаете.
Надев на тело накрахмаленную сорочку, Химемия повозилась и достала платье с меховым воротником – подарок заграничных гостей из мест, где царствует зима больше половины года. К нему не полагались пояса, и оно стекало в пол, скрывая округлости фигуры. А рукава, неприлично длинные и широкие, как у монашеской рясы, могли служить тайником для вора. Расшитые жемчугом подол и центр внешность платья не улучшали. Может, наряд знатные дамы и считали ужасным, зато в спине не жал, а для графини это было главным.
И тут дверь чердака хлопнула, да с такою силой, что на хрупкую женщину подумать сложно. Левизия сама не ожидала подобного громкого вхождения, думала, дверь закрыта, и ударила по ней со всей немалой силой своего негодования.
— Прошу простить, — холодно произнесла она и нашла, кого искала.
Обмотанная голова со следами крови на бинтах чуть наклонилась в поклоне, ни единого клочка изуродованной кожи нельзя было увидеть, но виконтесса могла представить, и от воображаемой картины женщину едва не начало тошнить. Левизия с трудом натянула улыбку:
— Я хотела бы попросить у вас немного сонного настоя, — обратилась виконтесса к лекарю, затем к графине: — А вас уделить мне время. Сейчас. Хочу обсудить с вами семейные дела.
Химемия бросила полный надежды взгляд на лекаря, на окно, снова на лекаря (тот отрицательно мотнул головой) и поклонилась, уходя за виконтессой, которая с брезгливым видом прятала в кармане стеклянный пузырёк – залог крепкого сна.
Едва переступив порог, на тонком запястье сомкнулась покрытая морщинами рука. Девушка не издала ни звука, и позволила себя вести по лестнице, затем по коридору. К печали графини, на пути не встретилось ни одного слуги. Ей даже почудилось, будто мадам ведет её в погреб, где и придушит, закатав безвольное тело в бочонок для солений. Но Левизия завела невестку в отведенную гостье комнату. После инсценированного буйства в ней царил бардак, убраться слуги и не подумали. А давать им такой приказ никто не стал.
Свисали рваной паутиной шторы, под ногами мешались обломки стульев, у шкафа печально повисли дверки, а по количеству осколков на полу можно было бы предположить, что находишься в гончарной мастерской, у которой очень криволапый хозяин.
— Теперь слушай меня! — злая мадам развернула к себе невестку. Графиня встала прямо, ничем не показывая страх или неуверенность. Если только всмотреться в глаза, можно заметить тень беспокойства. Но, что виконтессе до чужих глаз, когда в глаза родному сыну не взглянуть. Сдалась ей его любовница. Погуляли бы пару лет и бросил бы он её. Но брак – это навсегда. — Ты не выйдешь замуж за моего сына!
Графиня наклонила в бок голову. А Левизия продолжила лютовать:
— Я знаю, что тебе нужно! Извести моего мальчика! Подставить его! Я видела ваш брачный договор! Так вот, ничего у тебя не выйдет! Я не позволю! Слышишь?! Ты слышишь меня?!
Химемия кивнула, и этот кивок расценили ответом на вопрос не о слухе, а о причине свадьбы.
— Ах ты ведьма! — Левизия ударила ладонью наотмашь и по маске пошла тонкая трещина, но и виконтесса поплатилась отбитой рукой.
Подумала мгновение и попыталась схватить маску и стянуть её. Пусть падет бесчестие на их семью. Пусть ползёт слух о доме Фаилхаит, как о семье, запятнанной позором, пусть канцелярия снимет часть привилегий, но её мальчик не пожертвует своим счастьем, не женится на калеке.