Выбрать главу

Найджел внимательно изучил каждый из листков, затем разорвал их в мелкие клочки. А что, если… Он взял новый листок.

«А что, если между Вайолетт и Карфаксом роман? Интересная мысль, особенно если учесть, что они обеспечили друг другу алиби. Карфаксу проще всех достать яд, Вайолетт – отравить лекарство. Обманутые своими половинами, они могли на этой почве сойтись. Но почему бы просто не сбежать вместе? Ради чего пускаться во все тяжкие и травить Джорджа стрихнином?

Возможный ответ: если бы Джордж отказался развестись с Вайолетт, а Рода – с Карфаксом, Фил остался бы на попечении отца и бабки, а на это Вайолетт никогда бы не пошла. Похоже на правду. Наверное, следует более пристально присмотреться к Вайолетт и Карфаксу. Однако если не считать совпадением то, что отравление и неудавшаяся попытка Феликса пришлись на один и тот же день, то убийца должен был знать о планах Феликса или от Джорджа, или самостоятельно прочтя дневник. Едва ли Джордж рассказал бы о дневнике Вайолетт или Карфаксу; впрочем, В. могла и сама его обнаружить.

Итог: нельзя исключать сговор между Карфаксом и Вайолетт. Кстати, я никогда не встречал Карфакса в доме Рэттери, а ведь друг семьи и партнер Джорджа мог бы проявить большее участие к вдове. Но если им было что скрывать, возможно, Карфакс не хотел давать повод для сплетен? С другой стороны, он с самого начала вел себя уверенно и открыто, а его необычное отношение к разводу свидетельствует скорее о его искренности. Преступнику трудно изображать жалость к недавней жертве – гораздо труднее, чем просто придерживаться первоначального плана (алиби, сокрытие умысла и пр.). Предварительно склоняюсь к тому, что Карфакс непричастен к убийству.

Остаются Этель Рэттери и Феликс. Обвинить Феликса гораздо проще. Возможность, мотив, признание в намерении убить Джорджа. Однако что-то в дневнике заставляет меня усомниться в его виновности. Предположим – только предположим, – что Феликс подготовил запасной план, если убийство на реке сорвется. Хотя я не в состоянии поверить в подобное хладнокровие, допустим, так все и было. И все же нужно быть безумцем, чтобы, зная, что Джордж отослал дневник адвокатам, привести в действие вторую часть плана. Фактически это означает самому положить свою голову на плаху. А если Феликс подсыпал яд заранее, то теперь, понимая, что гибель Джорджа означает его собственный конец, он признался бы ему или нашел способ выкрасть склянку из столовой. Разумеется, если Феликс не собирался сделать себе харакири сразу после убийства. Но если ему было плевать на спасение собственной шкуры, зачем он так тщательно разрабатывал план убийства на реке, зачем нанял меня? Единственный возможный ответ: это не Феликс. Я не верю, что он убил Джорджа Рэттери, это противоречит логике и здравому смыслу.

Значит, Этель Рэттери. Страшная, страшная женщина. Способна ли она убить собственного сына? Я верю, что способна, но как это доказать? Убийство Джорджа вполне сообразуется с ее эгоистическим складом и буйным норовом. Она не пыталась пустить нас по ложному следу, хотя в этом и не было нужды, подозрение все равно пало бы на Кернса. Не пыталась создать себе алиби, а просто отравила лекарство и сидела сиднем на своей внушительной заднице, пока Джордж его пил. А после заявила Блаунту, что смерть Джорджа – несчастный случай. Господь всемогущий, вот кем она себя вообразила. Такая прямолинейность и презрение к другим людям вполне в характере Этель Рэттери. Однако достаточно ли это веский мотив? Когда дошло бы до дела, поступила бы она в соответствии с собственным девизом: «Убийство врага не может считаться преступлением»? Возможно, старина Шривенхем или какой-нибудь из его приятелей мне поможет, а пока…»

Найджел устало вздохнул, перечитал написанное, поморщился и поднес спичку к бумаге. Напольные часы в вестибюле издали надсадный хрип астматика и пробили полночь. Найджел поднял папку, в которой хранил копию дневника. Что-то привлекло его внимание на случайно открывшейся странице. Он застыл, затем принялся лихорадочно листать станицы, ища подтверждение своей догадки. Мимолетная мысль захватила его воображение. Так ночью, на грани сна и яви, рождаются великие стихи, которые наутро кажутся бредом.

Найджел решил отложить раздумья, сейчас он был не в состоянии докапываться до истины, на миг потрясшей его своей беспощадностью. Зевнув, он сунул папку под мышку и направился к двери библиотеки.

Повернув выключатель, Найджел открыл дверь и в кромешной тьме, держась рукой за стену, пошел вперед, на свет, горевший в соседнем вестибюле. Интересно, уснула ли Джорджия, подумал он, и в то же мгновение раздался свистящий звук, что-то мелькнуло и обрушилось сбоку ему на голову…