…На фоне черной бархатной портьеры вспыхивали и гасли яркие искры, настоящий фейерверк. Найджел равнодушно наблюдал за их мельтешением, ему хотелось отодвинуть портьеру, чтобы искры исчезли. Наконец они исчезли, однако черный занавес остался. Теперь ему нужно подойти ближе и отдернуть портьеру, но мешает доска, которую привязали к спине. Откуда она взялась? Не человек, а бутерброд. Найджел замер, пораженный собственным блестящим умозаключением. Затем двинулся вперед. Голову тут же пронзила боль, а искры заплясали еще быстрее. Он дал им дотанцевать и попытался задействовать мозг: нужно резко отжать защелку, и вся чертова конструкция разлетится на куски.
«Я не могу приблизиться к этому прекрасному черному бархату, потому… потому… потому что я не стою на ногах, а доска, которая привязана у меня к спине, никакая не доска, а пол. Разве можно привязать кого-то к полу? Весьма здравая мысль. Выходит, я на нем лежу. Уже хорошо. А почему я на нем лежу? Потому… потому… потому что меня ударили из-за этой портьеры. Чем-то весьма увесистым. Стало быть, я умер. Проблема… как там его… выживания решена. Жизнь после смерти. Я умер, но пребываю в сознании. Cogito, ergo sum[32]. Следовательно, я выжил. Я один из огромного большинства. Или нет? О, как раскалывается голова! У мертвых болит голова? Мы так не договаривались. Значит, я жив. Я доказал это неопра… неопро… не важно, с помощью логики».
Найджел приложил ладонь к голове. Мокро. Кровь. Очень медленно он поднялся на ноги и нащупал выключатель. На миг яркий свет его ослепил. Он зажмурился, затем открыл глаза и осмотрел коридор. Пусто. Только старая клюшка для гольфа и папка на полу. Найджел почувствовал, что замерз, рубашка была расстегнута. Он застегнул ее, с трудом поднял клюшку и папку и побрел к лестнице.
– Это ты, дорогой? – окликнула его сонная Джорджия с кровати. – Ты что, играл в гольф?
– Вообще-то нет. Не в гольф и не в крикет. Мою голову использовали в качестве мишени.
Найджел глупо улыбнулся и движением, не лишенным изящества, рухнул на пол.
Глава 16
– Дорогой, тебе нельзя вставать.
– Определенно можно. Сегодня утром я собирался повидаться со стариной Шривенхемом.
– У тебя в голове дырка.
– С дыркой или без, я все равно повидаюсь со стариной Шривенхемом. Пусть принесут завтрак в номер. Машина будет в десять. А ты можешь поехать со мной, присмотреть, чтобы в горячке я не сорвал повязку с головы.
– Дорогой мой, – голос Джорджии дрогнул, – подумать только, я вечно пилила тебя, уговаривая подстричься! Если бы не твои густые волосы и твердый череп, ты вообще был бы мертв!
– Дорогая Джорджия, я люблю тебя сильнее прежнего, но я встану. Вчера ночью я только-только начал кое-что понимать, а тут этот тип заехал мне по голове клюшкой. Надеюсь, старина Шривенхем поможет мне разобраться… К тому же мне не помешает в ближайшие несколько часов побыть под защитой бывалого воина.
– Ты боишься, что он нападет снова? Кто он?
– Почем мне знать. Нет, снова он не нападет, по крайней мере, не при свете дня. Да и рубашка моя была расстегнута.
– Найджел, ты точно не бредишь?
– Точно.
Во время завтрака заглянул крайне взволнованный инспектор Блаунт.
– Ваша милая жена сказала, что вы не желаете оставаться в постели. Вы уверены, что оправились от…
– Уверен. От удара по голове я только расцвел. Кстати, вы обнаружили отпечатки?
– Нет, кожа на ручке слишком жесткая. Однако выяснилось кое-что странное.
– Что?
– Дверь из столовой на террасу оказалась не заперта, хотя официант клянется, что закрывал ее в десять часов вечера.
– Что ж тут странного? Тот, кто ударил меня по голове, должен быть как-то войти, а потом выйти.
– Но дверь была заперта! Думаете, у него есть сообщник?
– Он – или она – мог зайти внутрь заранее и где-нибудь затаиться.
– Возможно, но откуда он знал, что вы засидитесь в библиотеке допоздна, пока не потушат свет, чтобы напасть на вас в темноте?
– А ведь верно, – задумчиво произнес Найджел.
– Все указывает на Феликса Кернса.
– Вы можете объяснить, зачем Феликсу оплачивать услуги недешевого детектива и бить его по голове клюшкой для гольфа? – спросил Найджел, разглядывая тост. – Простите за грубость, но это называется гадить в собственном гнезде.