– И не надо об этом думать, – сказал Найджел, глядя на инспектора со странной настойчивостью, – просто ищите. Вы должны найти его, пока не случилось непоправимого.
– Не сомневайтесь, найдем. Полагаю, это будет несложно, он не мог уйти далеко. Конечно, если он не выбрал путь по реке, – добавил Блаунт с печальной многозначительностью.
Пять минут спустя Найджел вернулся в гостиницу. В дверях его ждал Феликс Кернс с потемневшими от страха глазами и вопросом, трепетавшим на устах:
– Они что-нибудь…
– Давайте поднимемся к вам, – поспешно вставил Найджел. – Нам нужно поговорить, а здесь слишком людно.
Наверху, в комнате Феликса, Найджел сел. Снова разболелась голова, перед глазами поплыли круги. Феликс стоял у окна, глядя на мягкие изгибы и сияющие плёсы реки, по которой они с Джорджем ходили на яхте. Его тело налилось свинцом, на сердце лежала тяжесть, мешавшая задавать вопросы, которые копились весь день.
– Вы знаете, что Фил оставил признание? – мягко спросил Найджел. Феликс обернулся, его ладони вцепились в подоконник. – Признание в убийстве Джорджа Рэттери.
– Какая чушь! Мальчик, должно быть, сошел с ума! – воскликнул Феликс, страшно волнуясь. – Он просто не мог… Слушайте, Блаунт ведь не воспринял это всерьез?
– Блаунт выдвинул весьма убедительное обвинение против Фила, и, боюсь, признание мальчика оказалось весьма кстати.
– Фил этого не делал. Я знаю.
– Я тоже, – тихо произнес Найджел.
Рука Феликса замерла, он непонимающе уставился на Найджела и прошептал:
– Вы тоже? Откуда?
– Я выяснил, кто на самом деле убил Джорджа Рэттери. Мне нужна ваша помощь, чтобы восстановить недостающие детали. А потом мы решим, что делать дальше.
– Говорите. Кто это? Говорите, бога ради.
– Помните высказывание Цицерона «In ipsa dubitatione facinus inest»? Тот, кто виновен, нерешителен. Феликс, вы слишком хороший человек. Как сказал утром Шривенхем, слишком совестливый.
Феликс судорожно сглотнул и уронил слова в тишину, которая внезапно разверзлась между ними.
– Что ж, я понял. – Затем попытался улыбнуться. – Простите, что вовлек вас в это дело. В любом случае я доволен, что все закончилось. Боюсь, что своим признанием Фил ускорил события. Зачем он это сделал?
– Из преданности вам. Он слышал, как Блаунт сказал, что хочет вас арестовать, и не видел другого способа помочь.
Феликс упал в кресло и закрыл лицо руками.
– Мальчик не совершит чего-нибудь… опрометчивого? Я никогда себе не прощу, если…
– Уверен, что нет. Вам не о чем волноваться.
Феликс поднял глаза:
– Расскажите, как вы узнали.
– Из вашего дневника. Зря вы его написали, Феликс. Вы сами себя выдали. Помните, в самом начале: «…злодея выдаст суперэго – суровый самоуверенный моралист. Хитростью заставит обмолвиться, неосмотрительно открыть душу перед случайным попутчиком, подбросить против себя улику».
Вы задумали дневник как отдушину для совести, но потом, когда планы изменились – когда вы поняли, что не в состоянии убить человека, вина которого не доказана, – он стал главным подспорьем для вашего нового плана. И вот тут вы просчитались.
– Вижу, от вас ничего не укрылось. – Феликс усмехнулся. – Боюсь, я недооценил вашу хватку. Мне следовало нанять менее способного детектива. Закурю, пожалуй. Я слышал, приговоренный имеет право на последнюю затяжку.
Найджел навсегда запомнил эту сцену. Солнечный свет падал на бледное бородатое лицо Феликса, сигаретный дым клубился в его лучах, и двое мужчин спокойным, почти академическим тоном обсуждали преступление, будто сюжет детективного романа.
– Видите ли, – начал Найджел, – до того эпизода с карьером в каждой строчке вашего дневника сквозит неуверенность в вине Рэттери. Затем, когда вы сочли его вину доказанной, тон дневника меняется. Это различие сразу привлекло мое внимание.
– Понимаю.
– Мы исходили из предположения, что неудача в карьере случилась из-за того, что Рэттери догадался о ваших намерениях. Иначе зачем ему лгать, будто бы он боится высоты? Но прошлой ночью мне пришло в голову, что солгал не он, а вы. Вы привели Рэттери на край оврага, однако в самый последний миг поняли, что не в состоянии столкнуть его вниз. Вы сомневались, что он убил вашего сына. Все так и было?
– Именно так, я оказался слабаком, – горько заметил Феликс.
– Не скажу, что это заставляет меня уважать вас меньше, хотя, боюсь, именно мягкость вас и выдала. Она подвела вас и позднее, когда вы отказались от Лины, даже после того, как рассказали нам о дневнике и признались в ненависти к Джорджу. Вы хотели порвать с ней, потому что считали, что, совершив убийство, не вправе связывать себя с женщиной. Так что Дон Кихотов тут хватает и без Фила.