— Человек, которого он сотворил своими руками? Что вы имеете в виду? Как можно создать человека?
Лили подвинулась ближе и облокотилась о мое кресло. Я по-прежнему не видел ее лица. Она осторожно засунула палец за воротник моей рубашки и уверенно провела им по глубокому шраму вдоль шеи.
— Да, объясните, — сказала она вызывающе, однако с дрожью в голосе. — Как можно создать человека?
— Существо… собрали… из неживого вещества.
Преподобный отец замер. Понизив голос, я уточнил или, вернее, раскрыл свое происхождение:
— Части мертвых тел — людей и животных — были сшиты воедино.
— Мерзость! — крикнул пастор и, вскочив, с грохотом уронил голову из папье-маше на пол.
— Никакая не мерзость, — возразил «пекарь», вероятно решив, что реплика пастора относилась к поступку, а не к его результату. — Это же новый Адам. Вы должны пересказать эту историю епископу, ваше преподобие.
— Христос — вот новый Адам, — возбужденно сказал преподобный отец. — А вы со своим Лоскутным Человеком — Дьявол!
Он медленно попятился из комнаты, словно я мог напасть, лишь стоило ему отвернуться.
— Господи, он воспринял это абсолютно всерьез, — сказала пожилая дама.
— Он воспринял это по-богословски, — произнес «палач».
— И по-богословски же оскорбился, — добавил один из «рыцарей». — То, чего мы не понимаем, оскорбляет нас.
— Сколько шума! — воскликнула старуха. — И все из-за сказки, которой впору пугать непослушных детей. Ведь если поверить, что подобная тварь действительно существует…
— Да-да? — в нетерпении подхватил я. — Если подобная тварь существует… если в это поверить…
Она вздрогнула, будто заглянув себе в душу и ужаснувшись тому, что там увидела:
— Я бы навсегда утратила покой.
«Палач» бодро закивал. Он вынул сигару изо рта и, выпустив густой горький дым в мою сторону, заговорил:
— В словах миссис Элиот есть разумное зерно. Существо, созданное из мертвой материи, не станет уважать жизнь.
— Или будет еще больше ею дорожить, — предположил я.
— Нет, ему никогда не понять, что значит быть человеком.
— Оно отчаянно захотело бы это узнать. Так мне думается.
Моя реплика положила конец спору. В тишине я обернулся к Лили. Прежде всего мне хотелось увидеть ее реакцию.
— Что скажете, мисс Уинтерборн? Я поведал слишком страшную историю?
Она покачала головой, но без объяснений выскочила из комнаты, прижав ладонь ко рту. Ее корона упала и загремела по деревянному полу. Я хотел броситься вслед. Но Грегори Уинтерборн усадил меня обратно.
— В последнее время моя дочь немного капризничает, сэр. Не подумайте, будто ваша история ее огорчила. Должен вам признаться: то, что вы рассказали, меня весьма заинтриговало. Я хотел бы поговорить об этом, — добавил он. — Завтра за чаем?
— С удовольствием. — Голова у меня пошла кругом. — А сейчас я вынужден извиниться…
— Разумеется.
Уинтерборн махнул рукой, и появился слуга, за которым я отправился вглубь гостиной, чтобы покинуть здание, минуя бальный зал. Я сказал, что хотел бы выйти, но Уинтерборн, а за ним и лакей неверно истолковали мои слова. Слуга повел меня по коридору: сначала мы повернули налево, потом направо и наконец остановились у двери — она была ниже и уже остальных и почти не выделялась на фоне стены. Слуга указал на дверь и отступил. Нагнувшись, я вошел и заперся. Это был ватерклозет — комната, предназначенная для отправления естественных потребностей, — я читал об этом в книгах.
За ширмой стоял изящно украшенный стульчак — слишком маленький и хрупкий для моих габаритов. Вся комната оказалась дивом дивным. Я мгновенно окинул ее жадным взором: стены были выкрашены в бледно-зеленый и бежевый цвета, на них кто-то изобразил героев древнегреческих мифов, отдыхающих на лугу. В углу стояли шезлонг и три стула — на вид совсем кукольные. Из стены выступал шкаф, на котором выстроилась целая коллекция духов, мыла, кремов и масел. Шкаф состоял из дюжины выдвижных ящичков с крошечными латунными ручками. Там хранились лекарства: нюхательные соли, бальзамы, мази и прочее.
Куда бы я ни обернулся, повсюду горели свечи и сверкали зеркала. Меня окружали лилии: тигровые, леопардовые, трубчатые, белые, длинноцветковые и розовые. Названия я знал или угадывал благодаря прочитанным книгам: бессчетные чашечки с хранящими прохладу лепестками с налетом воска, густым и дурманящим ароматом, как у перезрелых плодов. Из каких далеких стран привезли их сюда и заставили расцвести ради минутной прихоти?